Прошла неделя, и прозвище распространилось по всей улице. Владельцы Кэмпбеллса Макинрори Арбутнота Седьмого с ним боролись, но с тем же успехом могли бы встать на пути урагана. Совершенно незнакомые люди гладили некогда гордого боксера по голове и говорили: «Привет, Гуфи. Как дела, дружок?» Вскоре владельцы перестали записывать пса на выставки. Просто духу не хватало. «Как он похож на собачку из мультика», — говорили судьи.
Да уж, отец Толстого Чарли давал такие прозвища, что они прилипали намертво.
И это в нем было еще далеко не самое худшее.
За годы детства у Толстого Чарли набрался целый ряд кандидатов на роль «самого худшего»: оценивающий взгляд и не менее предприимчивые пальцы (здесь речь обычно шла о молодых дамах со всей округи, которые жаловались маме Толстого Чарли, и тогда бывали ссоры), тонкие черные сигариллы, которые он называл черуттами и запах которых льнул ко всему, чего бы он ни касался, его пристрастие к странно шаркающей чечетке, модной (как подозревал Чарли) с полчаса в Гарлеме середины двадцатых; его полнейшее и неукротимое невежество относительно всего, что творится в современном мире, в сочетании с твердой убежденностью, что сериалы — это получасовые «окна» в перипетии жизней реальных людей. На взгляд Чарли, каждую мелочь в отдельности еще нельзя было квалифицировать как «худшее», но все вносили свой вклад в общую картину.
Наихудшим же в нем было самое простое: Чарли постоянно его стеснялся. Разумеется, все стесняются своих родителей. А как же иначе? В природе родителей стеснять детей самим фактом своего существования, так же как в природе детей сжиматься от конфуза и стыда, если родители хотя бы заговаривают с ними на улице.
И, конечно же, отец Чарли возвел это в искусство и упивался им, как наслаждался розыгрышами всех мастей, от простых (Толстый Чарли никогда не забудет, как увидел однажды утром в зеркале американский флаг, нарисованный зубной пастой у себя на физиономии) до невообразимо сложных.
— Например? — спросила однажды вечером невеста Толстого Чарли Рози.
Толстый Чарли, обычно избегавший разговоров о своем отце, как раз пытался (довольно сбивчиво) объяснить, почему приглашать его отца на их будущую свадьбу чудовищно плохая идея. Они сидели в небольшом кафе в Южном Лондоне. Толстый Чарли давно уже пришел к выводу, что четыре тысячи миль плюс Атлантический океан — самое подходящее расстояние между ним и его родителем.
— Ну… — протянул Толстый Чарли.
И в памяти у него возникла череда унижений, от каждого из которых даже сейчас невольно поджимались пальцы на ногах. Он выбрал только одну историю.