— Вы Кристофер Гейбриел.
— Вообще-то, миссис Ружмонт, я пользуюсь теперь своим сценическим именем — Кристофер Грант.
— Очень мило. Это в честь Кэри[50] или Улисса С.[51]?
— Ни то ни другое. Длинное имя лучше сопрягается с односложной фамилией, к тому же мне надоела постоянная шутка: «Труби, Гавриил[52], труби!»
— Я тоже теперь не миссис Ружмонт — вот уже тридцать лет. Я вышла замуж за человека, которого звали Ленни Митчелл.
— Что с ним случилось?
— Он умер, Кристофер.
— Да, люди умирают. Кстати, примите мои соболезнования в связи со смертью вашей подруги Джейн. Мне очень жаль.
Сьюки набрала побольше воздуха, чтобы ответить:
— Сомневаюсь. На самом деле я полагаю, что вы убили ее.
Он моргнул — ресницы у него были такими же белыми, как курчавые серебристые волосы, — но ничем иным не выдал свою реакцию.
— Как бы я мог это сделать?
— Я точно не знаю. Наверное, какое-то заклятие. Но она это почувствовала. Она постоянно ощущала удары.
Он улыбнулся, не прорвав при этом приросшей к нему лакированной оболочки напускной самодовольной застенчивости.
— Как любопытно, — сказал он. Губы у него были надутые, словно распухли от укуса пчелы, такие больше подошли бы пышной женщине. Небесную синеву глаз скрадывало то, что они были глубоко и слишком близко друг к другу посажены под серебристо-белокурыми бровями, которые начинали куститься и лохматиться, как это бывает у мужчин средних лет. Должно быть, он ровесник Томми Гортона, нет, чуть моложе. В отличие от воспаленного, обожженного солнцем лица Томми его лицо было первозданно-чистым и белым, как у никогда не выходившего из дома человека, которому лишь предстоит окунуться в жизнь. Он сохранил невозмутимость и непробиваемую враждебность юности и не смог удержаться, чтобы не похвастать: — Мистер ван Хорн, перед тем как исполнить очередной номер с исчезновением, научил меня одному зловещему фокусу с электричеством. Но вам никогда не доказать это полицейским. Они убеждены, что ваша старая приятельница умерла по естественной причине. Как умрете и вы. И я.
Сьюки почувствовала, будто изнутри у него выстрелила длинная сосулька, которая вонзилась в ее тело, вызвав ужас, ожесточив и вселив отчаянную готовность сражаться насмерть.
— Я буду следующей?
Наблюдатели из числа скорбящих, видя нетерпеливую улыбку на лице женщины, полностью поглощенной собеседником — кокетливым ангелом, к которому было обращено это лицо в обрамлении неестественно рыжих волос, могли бы истолковать эту сцену как любовную.
Крис поколебался, потом, притворно-пристыженно опустив ресницы, сказал: