— Лекса, прошу тебя! — взмолилась она. — Ты сама себя заводишь. Так до истерики договориться можно.
— До истерики? — иронично переспросила Александра. — Ты говоришь, как мужчина, который считает женщину низшим существом потому, что у той есть матка. А самое ужасное в раке то, что рост опухоли очень напоминает вынашивание ребенка, она растет в тебе, хочешь ты того или нет. Ты вспомни, каково это: тебя рвет, тебе постоянно невыносимо хочется спать. Организм ребенка борется с твоим за питательные вещества. Ребенок — паразит, такой же, как раковая опухоль.
Сьюки молчала, пытаясь осмыслить это шокирующее сравнение.
— Я вот думаю, — сказала она, — чтобы быть в безопасности, не уехать ли тебе обратно в Нью-Мексико, подальше от нас? Нас, жителей восточного побережья. — В ней зрела идея спасения Александры, ради этого она была готова даже пожертвовать собой.
Александра рассмеялась, демонстрируя пренебрежение к опасности.
— Я не собираюсь позволить какому-то чудаковатому мальчишке запугать и выжить меня отсюда. Мы оплатили аренду за два месяца, к тому же я разрешила в августе пожить в моем доме старым друзьям из Денвера. Они обожают оперу в Санта-Фе.
— Он не мальчишка, — возразила Сьюки. — И я не знаю точно, насколько он чудаковат. Что я знаю наверняка, так это то, что он имеет на нас зуб и хочет убить. Он сам мне это сказал.
— Пусть попробует. Мужчины имеют зуб на женщин испокон веков, а мы все еще живы. Ты можешь сказать, что он прав, что мы не должны были так поступать с его сестрой. Ведь единственное, в чем была «виновата» Дженни, — это то, что она вышла замуж за человека, который попросил ее об этом. Так поступает большинство из нас. — Она помолчала, пока Сьюки сосредоточенно следила за дорогой, чтобы не пропустить съезд с девяносто девятой на юг. — Так или иначе, — заключила она, — я не могу уехать из Иствика, пока не улажу отношения с Марси. Когда я с ней, я становлюсь высокомерной сварливой теткой. Она обвиняет меня в том, что я недостаточно внимательна к ней и ее детям. И она права. Я эгоистична. Я больше заботилась о тех глиняных малышках, которые когда-то делала, чем о собственных детях, своей плоти и крови. Малышки были моими, а дети — чем-то, что навязали мне Оз и Природа. С самого начала, нянча беспомощных милых малышей, младенцев из плоти и крови, я чувствовала, что извлекаю из этого выгоду. Использую. Я не желала быть больше ничьей молочницей.
— Ты слишком строга к себе, — сказала Сьюки, подтвердив свое суждение тем очаровательным сложением губ, какое было свойственно только ей: как будто она смаковала во рту что-то очень вкусное. — Я видела, какой ты была матерью. Исключительно любящей. Я видела, как ты обнимала на пляже своих рыженьких детишек… и все такое прочее. Ты была гораздо лучшей матерью, чем Джейн.