Когда все они жили здесь, только дом Сьюки находился в центре города, она работала репортером иствикского «Слова», обедала в «Немо», заглядывала в парикмахерскую Поля ля Рю с жизнерадостным вопросом: «Ну, что новенького, ребята?» (там ее не могли дождаться, чтобы выложить новости), и ходила своей гибкой изящной походкой в коричнево-желтых непринужденных туалетах, немного слишком нарядных для Иствика, мимо витрины «Голодной овцы» с практичными кашемировыми свитерами и прямыми шерстяными юбками; мимо «Тявкающей лисы», предлагавшей нечто более современное для старшеклассниц; мимо темной скобяной лавки с широкими окнами, которую держали армяне; мимо супермаркета «Бэй-сьюперетт», кишевшего угреватыми мальчишками-старшеклассниками и набитого продававшимися по завышенным ценам местными продуктами питания, такими как молоко, клюквенный сок и пухлые пакетики со всякой засоряющей желудок ерундой; мимо кондитерской «Укромный уголок» и читальни общины «Христианской науки», мимо иствикского отделения «Олд-Стоун бэнк» и агентства недвижимости «Перли», витрина которого пестрела выцветшими, с загнутыми углами, моментальными снимками непроданных домов. Она вдыхала в себя этот город с его соленым воздухом, просевшими на один бок тротуарами и обшитыми требующим покраски деревом фасадами магазинов, попутно впитывая слухи и впечатления для еженедельного «Слова», редактор которого, усталый, озабоченный, жилистый Клайд Гейбриел был обречен влюбиться в нее. Теперь, более трех десятилетий спустя, она шла по тому же тротуару, смакуя воспоминания. Вообще-то не совсем по тому же — трещины в тротуаре были залиты гудроном, края выровнены, а росшие вдоль него тенистые деревья оплетены круглогодично-рождественскими гирляндами. Док-стрит была расширена и спрямлена, а на том месте, где прежде цементные тротуары переходили в асфальтированную проезжую часть почти без всякого перепада, установлены высокие гранитные бордюры; хулиганистые мальчишки бывало, виляя колесами, перескакивали с проезжей части на тротуар и обратно, с восторгом терроризируя пешеходов. Голубая мраморная лошадь на строго перпендикулярном пересечении Док- и Оук-стрит была на месте, но взамен соответствовавших времени года цветов, которые прежде окаймляли ее, была обсажена можжевельником и голубыми карликовыми канадскими елями, которые разрослись так густо и так высоко, что водители ничего вокруг не видели.
Впрочем, город, ведущий свое начало от тех дней, когда в соответствии с парламентской грамотой о пожаловании земли здесь в 1644 году основали колонию, названную «Провиденс плантейшнз», был вообще полон потерь: элегантные дома начала восемнадцатого века едва ли не полностью заросли болиголовом, чьи поникшие плети никто никогда не подрезал; в разбросанных там и сям викторианских усадьбах крутые потайные лестницы, открывающиеся за библиотечными стеллажами, подвалы, переходящие в тоннели, пробитые в скале и ведущие прямо к освещенной лунным светом воде, и гниющие причалы, которыми некогда пользовались бутлегеры, ждали своего часа на мощеном берегу, скрытом от главной гавани выходящими на поверхность скалами. Род-Айленд, как говорят в Массачусетсе и Коннектикуте, был создан, чтобы стать пристанищем вероотступничества и пиратства. Роджер Уильямс