— Никто его не позвал на именины? Ведь вчера все Зофьи праздновали…
— Зофьей зовут его жену, которая недавно от него ушла. Теперь он один гуляет по вечерам.
— Наиболее заслуживают доверия люди, которые не могут доказать свое алиби.
— У Познанского жена справляла именины. Живут они далеко за городом. Грычер дежурил но редакции. Все это мы проверим.
— Таким образом, ускользнул от нас пока что четвертый?
— Да, о четвертом нам ничего не известно.
— Ставлю два вопросительных знака: из каких соображений Анджей Кошух носил парик? Кто этот человек со шрамом на носу?
— И третий: кто выехал из Польши, в частности из нашего города, за последние несколько часов? — упорно настаивал на своем Левандовский.
— А может, преступник вовсе не уехал? Притаился, ждет, пока не уляжется суматоха?
Заместитель начальника управления отдавал распоряжения. В состав оперативно-следственной группы войдет, конечно, Левандовский. Группа будет подчинена майору Кедровскому. Майор кивнул. На совещании он не произнес ни единого слова — только слушал. Майор всегда только слушал, а потом обычно задавал каверзные вопросы.
— Когда вы едете в Познань? — спросил он Левандовского, когда они выходили из кабинета.
— Первым утренним поездом.
* * *
Нет, чем дольше он смотрел на нее, тем более убеждался, что портье «Сьвита» — плохой физиономист! Лицо у нее не женское, а мужское, жесткое, хотя по-женски округлое, даже слегка подкрашенное. «В этой семье, — думал Левандовский, задавая вопросы и слушая ответы, — ей принадлежал решающий голос. Она наверняка больше зарабатывала». Довольно просторная комната, хотя в разных углах ее стояли две тахты, несомненно, была мастерской портнихи. Полстола завалено отрезами, скроенные и готовые платья свешиваются с тахты, с кресел. Большой трельяж. Повсюду коробочки с булавками. Сантиметр на шее у хозяйки. Швейная машина, вероятно, стоит в другой комнате. Левандовский уже не удивлялся, что на табличке на дверях квартиры написано ее, а не его имя.
Она удивлялась, услышав в прихожей его первые слова. «Ранен», — осторожно сказал Левандовский. Она рассмеялась резким, неприятным смехом: «Быстро же вы хватились, ведь это было четыре месяца назад!..»
— Нет, — возразил Левандовский и уже без предисловий сообщил, кто он и что произошло.
Женщина застыла.
Они стояли друг против друга. Она оперлась пальцами о столешницу и молчала. Не крикнула. Не позвала дочь. Левандовский не знал, дошел ли до нее смысл сказанного. Поэтому он повторил все еще раз, не вдаваясь в подробности, не говоря ни о парике, ни о свастике, заменив кинжал ножом. Она опустила веки в знак того, что слышала, поняла, знает. Только не реагирует.