Все вышли, а Бабенко не трогался, стоял, опустив голову.
— В чем дело? — спросил Андрей. — Приказ ясен?
— Товарищ лейтенант, все равно ж…
Вот именно. «Все равно ж».
— Сидите там, пока не дам знать, хоть до второго пришествия. Может, как-то обойдется для вас, не знаю. А переигрывать поздно. Рапорт ушел. И ты уходи с глаз, смотреть тошно.
Бабенко поморгал растерянно, повернулся и вышел. Только дверь чуть слышно причмокнула, так осторожно он закрыл ее, будто оставлял в доме больного.
Андрей и впрямь был болен. Ломило виски, лихорадило. Он лег и укрылся шинелью, стараясь ни о чем не думать.
Не лежалось, не спалось.
На часах было девять, когда он встал, и, кое-как напялив шинель, пошел к солдатам.
* * *
Возвращаясь домой, он думал об отправленном рапорте. Теперь, как тонко заметил Довбня, оставалось положиться на волю божью. Томящая пустота сменялась промельком надежды всякий раз, когда он вспоминал о подполковнике Сердечкине. Но стоило представить, как тот разворачивает официальное письмо, сдвигает брови, свет в душе гаснул, угрожающе смыкались потемки, и Андрей отчетливо понимал, что надеяться не на что.
«Закрутится машина, не остановишь».
Была бы мать жива — написал бы. Хотя… может, оно и к лучшему, меньше горя. А уж очень хотелось сесть и написать. Кому-нибудь. Отвести душу…
…Не повезло, ах, черт, как же ему не повезло! Не бегать уж теперь по институтским лестницам, как мечталось, не сдавать экзамены. Сдал самый главный. Скоро и зачет получать. По всем правилам. Будь оно трижды проклято… И этот поселок, притаившийся в снегах, и бандюги… Неймется человечеству… Тайные сговоры, акты, пакты, стрельба, казни, обман…
Вот и ты приобщился — напакостили человеку. Вдруг ощутил себя маленькой затерянной букашкой в этом жестоком огромном мире. Может быть, в голове еще бродила вишневка на спирту от щедрот Довбни, старавшегося его как-то рассеять. Рассеял… Все здесь стало чуждо ему. Мир стал чужим, сам себе чужой…
Скорее почувствовал, чем увидел, шелохнувшуюся тень за углом, привычно отпрянул к забору.
— Ты, лейтенант?…
— Как видишь. Чего надо?
Что-то очень уж робко звучал голос Степы, замаячившего сбоку в темноте. В эту минуту хотелось, чтобы он кинулся, выстрелил или черт знает что бы сделал — зачем-то же поджидал!
«Уж я бы ему влепил — и сразу бы все стало на место».
— Видеть не вижу, а слышу хорошо… Можно зайти к тебе, увидишь.
— Мне не обязательно.
— Мне тоже… А зря серчаешь. Что это мы на расстоянии беседуем?
— Подойди, разрешаю.
Степан хохотнул несмелым смешком, в котором прозвучало что-то похожее на горечь. Андрей все еще держал руку за обшлагом, посматривая в тот угол, откуда вышел Степан.