— Ты не из пугливых.
— Уж слышал однажды. В чем дело, опять беседы на тему мое-твое и что такое демократия?
Степан не ответил, не спеша, точно на прогулке, поплелся рядом.
— Слыхал, неприятности у тебя…
— Ты от Стефы? — спросил наобум, не желая откровенничать со Степаном.
— Неважно… Был, да ушел. У нас теперь так, не клеится… Моя, конечно, вина… Капризы всякие не терплю, — и засмеялся колюче.
Однако, самомнение! Его вина… Лишь на мгновение отпустило внутри, а потом снова навалилось. Ни к чему все теперь… От Степана как бы исходил невидимый ток: стоило им встретиться, как оба начинали искрить. На этот раз искра погасла, едва вспыхнув.
— Я к тебе насчет… происшествия… — сказал Степан. — Виноват я. Так что не терзайся и сообщи куда следует…
От неожиданности Андрей даже остановился.
— Я, — продолжал Степан, — взбулгачил парней, ну, а они с хмелю-то не туда поперли. Так что все равно — я…
— Кончай истерику, — сказал Андрей и почувствовал облегчение.
Все-таки прав он был в споре со своим помощником, было бы просто подлостью оговорить Степана перед Довбней. Сама мысль использовать малейшую возможность, отвести от себя удар таким образом была ему противна. Бог с ним, с соперником… Ха, наверное, не сладко ему потерять Стефку, Андрей уже чувствовал, что это так и что Степан храбрится, и ему даже стало жаль его.
— Паршиво получилось, — сказал он. — Но уж в этом-то виноват я.
О, гордыня. Кого ему было больше жаль в эту минуту — себя или Степана?
— Теперь уже все равно. Мне отвечать. Так что скоро прощай, Ракитяны, а вы уж тут помиритесь, она славная девчонка, нельзя ее обижать.
Даже тошно стало от собственного великодушия.
— Ты что… — сказал Степан дрогнувшим голосом и тотчас заговорил торопливо, взахлеб: — Вали на меня, все вали. Может, все-таки учтут, я не откажусь. Мало ли что бывает по пьянке, почему ты, ты-то при чем?… А Стефа… что ж, лишь бы ей было хорошо, я тебя уважаю. Тебе плохо, и ей плохо будет. А у нас-то все разно разбито корыто, я ей все отпущу. — И снова засмеялся, как бы пряча неловкость. — У нас обычай такой — отпускать, если вдруг передумала, а с другим по-серьезному сошлась, — не держать зла.
— Да она перед тобой чиста!
— Вообще — да, да! Но такое уж правило — отвергнутый отпускать должен.
И было по-прежнему муторно от этих взаимных, наперебой, уступок. Неприятной была сумбурность Степкиных откровений, и его, Андрея, самоотверженная попытка отступиться от того, на что он, собственно, уже не имел права. Скорей бы кончился этот никчемный разговор, остаться одному, никого не видеть, ничего не знать.