— Ну тебя... — Зина смущенно опустила глаза.
— Хошь, окручу с ним? Во-о будет муженек. Да ты не брыкайся, Зинка, я тебе серьезно говорю, — он пьяно икнул. — И в семье у нас работник прибавится. Ну, говори!
Зина покраснела и едва заметно кивнула головой.
— Эх, Валюшка, по-нашему, по-солдатски... — вдруг отскакивая от сестры, потащил он в круг упирающегося Валентина.
Гармонист рванул меха, и Валентин, не утерпев, под одобрительные возгласы легко, привычно прошелся по кругу.
...За дверью кто-то резко стукнул ведрами. Валентин открыл глаза и не сразу сообразил, где он? Комната небольшая, всего на одно окно. Мягкая ковровая дорожка на полу, в левом углу — большое зеркало, рядом тумбочка, на ней флаконы с духами, коробка пудры, разные безделушки.
Вставать не хотелось. В голове засело и никак не могло улетучиться что-то тяжелое, громоздкое, и, подумав, Валентин усмехнулся: так, по рассказам, чувствуют себя люди после перепоя. Значит, и он докатился до этого. Эх, Ефим, не туда бы шагать нам надо, не этой дорожкой.
«Надо уезжать! — внезапно решил Валентин. — Иначе не выдержу — поругаюсь с Ефимом. Всю злость на нем вымещу. А отец у Ефима... неприятная, однако, личность...»
Размышляя о первом впечатлении, произведенном на него семьей Горлянкиных, Валентин вдруг подумал и о себе: «А сам-то ты хорош! Делаешь то, что захочет Ефим — ни больше, ни меньше. Глупо получается...»
А Ефим — легок на помине. Он без стука заходит в комнату сияющий, довольный. Встретив взгляд Валентина, он так и тает от какого-то ему одному известного восторга.
— Проснулся? Тогда — одевайся, время к обеду. — Сам легко, кошечьей походкой, прошелся к окну и стал там, весело поглядывая на Валентина. — Ловко ты вчера сестренку-то того... окрутил. Я и моргнуть глазом не успел, а ты — сюда, горе луковое, да це-еловать ее. Эх, губа не дура у тебя. Сестренка у меня на-ять, приметная. Сумел-таки ты, шельмец, подъехать к ней...
Валентин вспыхнул от стыда и, отбросив одеяло, вскочил.
— Стой, Ефим! О чем это ты?
— Ты не помнишь? — в голосе Ефима неподдельное изумление. — Не помнишь, как попал сюда? Это же сестренкина комната.
Валентин ошеломленно смотрит на Ефима, силясь вспомнить, как он очутился здесь?
— И что же дальше? — овладев собой, говорит он, отводя глаза от лукавого взгляда Ефима.
— Окосел ты вчера совсем, горе луковое, вот мы и повели тебя с Зинкой сюда. Пришли, она тебе постель разбирает, а ты лезешь ее целовать.
— Не может быть! — зябко повел плечами Валентин и нахмурился.
— Плюнь, горе луковое, на все! — добродушно посоветовал Ефим. — У мамаши еще бочонок браги под лавкой стоит, допивать надо... Собирайся!