Конечно, они еще ничего не решили для себя, но письма день ото дня становились доверительнее, теплее, пока, наконец, обоим не стало ясно: в этой переписке — их дальнейшая судьба. Но и Галина, и Валентин не высказывали этого в письмах открыто и прямо, и тем нетерпеливее было ожидание решительной встречи.
И вот они стоят друг перед другом. И это было какое-то странное ощущение: знать, что стоящий перед тобой человек уже близок тебе чем-то и видеть, что — нет, нет! — он еще совсем незнаком тебе. Да, да, незнаком... И потому стремишься охватить его взглядом всего и хочется понять, так ли близок он, так ли сходен с тем другим человеком, каким рисовался он вот уже несколько лет в воображении.
Но больше молчать нельзя, становится неловко.
— Здравствуйте... — первой опомнилась Галина, а Валентин, взяв ее руку, на какое-то мгновенье задержал ее дольше, чем следовало бы при первой встрече. Галина смущенно покраснела и отвернулась, она уже знала: это он, он — Валентин, которого она так ждала, еще не зная, к чему приведет их встреча.
* * *
— Ну, проходите же! — улыбнулась девушка.
Но Валентин, увидев лужу от оттаявших сапог, долго переступал с места на место, виновато поглядывая то на Галину, хлопотавшую возле умывальника, то на злополучную лужицу.
— Я наследил... — тихо проговорил он.
— В наказанье придется снять сапоги... — засмеялась Галина. Ей все больше нравилось смущение Валентина. Захотелось сказать ему что-то теплое, ободряющее. Но она ничего не сказала, лишь тепло посмотрела на него. Валентин перехватил этот ласковый взгляд. И, вероятно, только этого ему и не хватало, чтобы очутиться в том настроении, когда все делается легко, когда все взгляды, полные признательности, бессознательно адресуешь лишь одному человеку и смех свой, не задумываясь, отдаешь лишь ему... И хочется сказать много слов, счастливых и нужных, а ты говоришь самые пустячные, и все другое остается лишь в недомолвках, движениях, улыбках и взглядах.
...Нина Павловна вернулась, когда на улице было уже совсем темно, а Валентин с Галинкой, забыв счет времени, радостно взволнованные сидели на диване, разглядывая семейный альбом Жарченко.
— Мама! — вскочила Галина и бросилась ей навстречу в переднюю. Валентин быстро встал, в голове моментально пронеслось: «Мать Александра Васильевича. Ей, конечно, больно будет видеть меня... Меня, а не сына».
В прихожей зазвенел голос Галины:
— Мама, угадай, кто к нам приехал?
Дверь открылась, Нина Павловна, переступив порог, вздрогнула и попятилась назад, но, всмотревшись, пошла навстречу Валентину, а ощутив его руку в своей, вдруг припала к Валентину и беззвучно заплакала.