Васнецов. Нет, почему же. То, что я смогу вам сказать, я скажу.
Варя. Что с ним? Уже пятый месяц ни звука. Что случилось? Если вы знаете, лучше расскажите мне сейчас. Если он не вернется, этого ведь от меня никто не скроет.
Васнецов. Далеко. Письма долго идут.
Варя. Но ведь раньше доходили.
Васнецов. Вы можете мне верить или не верить, но для вас будет лучше, если вы поверите моему чутью старого солдата. Я знаю Сергея Ильича не первый год, и мне всегда казалось, что он родился в сорочке. Такие, как он, проходят огонь и медные трубы. И ничего, выживают. Про меня в молодости тоже так говорили. И вот жив. Сорок восемь. Все будет хорошо. Жена солдата в это верить должна. Без этого вам жить нельзя, понимаете?
Варя. Понимаю. Я очень хочу вам верить, Алексей Петрович. Очень хочу.
Пауза.
Вам нравится, как я сегодня играла?
Васнецов. Да, очень.
Варя. Это хорошо. Я очень хочу хорошо играть. Особенно сейчас, когда он там. Мне тогда кажется, что он каждый спектакль сидит передо мной в первом ряду партера. Мне кажется…
Входит Гулиашвили.
Гулиашвили. Добрый вечер, товарищ полковник! Варя, совсем забыл, с дороги вернулся, эта старушка, она твою маму играет, она, кажется, мяса не кушает?
Варя. Да, у нее катар. А что?
Гулиашвили. Как что? Надо ей что-нибудь диетическое сделать.
Пауза.
Товарищ полковник, день рождения. (Показывает глазами на Варю.) Приехали бы?
Васнецов. Поздравляю. Простите, не знал. Боюсь, что не смогу. А поздно засидитесь?
Гулиашвили. Непременно.
Васнецов. Ну, если Варвара Андреевна со мною тур вальса согласится пройтись, то к концу подъеду.
Варя. Конечно, Алексей Петрович.
Звонки.
До свидания, мне на сцену. (Выбегает.)
Гулиашвили. Никаких известий, товарищ полковник?
Васнецов отрицательно качает головой.
Занавес
Низкая комната в полуразрушенном доме. Стопы сложены из больших камней. Полутьма. Единственный свет идет из угла, где в очаге тлеют ветки. За наполовину разбитым и чем попало заткнутым окном идет снег. Посреди комнаты стол. За ним сидит офицер в трудно определимой в полутьме форме. Дверь распахивается, в нее врываются снег и ветер. Входит человек в плаще, отряхивается.
Офицер. Вы заставляете себя ждать, господин переводчик.
Переводчик. Простите. Дьявольская погода. Тут, наверно, много лет не запомнят такого снега. Совсем как в России.
Офицер. В России? Неужели двадцать лет эмиграции не вышибли ее у вас из памяти? Все еще вспоминаете нашу Россию?
Переводчик. Мою? Если б она была моя! Я просто говорю, что снег. Зачем вы приказали мне явиться?
Офицер. Вы мне сейчас будете нужны. Вам, кажется, предстоит встреча с соотечественником. Час тому назад мы взяли в плен танкиста.