Внизу подо мной ночь,
Вверху надо мной свет.
А посередине, стало быть, я.
На земле остались боль и грязь, нищета и тошнотворное прозябание. Зато сверху, сквозь становящуюся глубоко фиолетовой синь, постепенно проглядывают колючие звёзды — и вот туда-то я стремлюсь, осторожно пробуя свои силы. Виток за витком, словно нарезая в тугом воздухе невидимую спираль, я поднимаюсь, ощущая себя легко и неудержимо. Далеко позади остались ароматы цветущего клевера и туманы над вечерними лугами, однако то чувство, что тянет меня ввысь — оно сильнее даже земного притяжения.
Вот и граница. Невидимая, неосязаемая. Но отчего-то я знаю, что обязательно должен пересечь её — и устремиться далее, презрев глупые законы и отбросив страхи.
И я смеюсь. Торжествующе и победно смеюсь, оставив позади этот рубеж.
Я — сумел!
Я — осмелился!
Я сделал это, вы слышите?
И мой восторг победным громом раскатывается по съёжившемуся в смущении небу. Оперевшись на свою силу, отбросив назад сомнения и терзания, я легко взмываю в океан густо-фиолетового света, и сияние звёзд приветливо ласкает меня. Меня… хм, но кто же такой я?
Хороший вопрос. При случае задайте его моим ма и па. Я ещё не вспомнил их, однако я уверен — нет, я знаю — что они где-то есть.
Но сейчас не время предаваться раздумьям. Ибо, коль есть граница, просто обязаны быть и стражи. Вон они — пара "фантомов", настороженно ощупывая меня взглядами радаров, выныривает из-за последнего, оставшегося внизу облака.
Внизу, вы слышите? Как же ласкает, греет мой разум эта мысль — облака уже снизу. Грязно-серые и недоступные при взгляде из родного гнезда, и пушисто-белые отсюда. Какое восхитительное ощущение: облака — и внизу подо мной!
Размечтавшись, я едва не пропускаю момент, когда из-под крыльев стражей вырываются два колючих клубка пламени и с деловитой настойчивостью устремляются ко мне. Два посланца из прошлой, оставшейся внизу жизни.
— Вернись! — словно грозят мне они. — Уйди туда, где тебе самое место!
Но я не отзываюсь. Это даже не смешно — разговаривать с безмозглой электронной начинкой. Я просто деликатно и вежливо уступаю им дорогу. Не так-то это уж мне и трудно, ведь летать мама выучила меня на совесть. Так что пролетайте себе, коль вам неймётся.
И ослепшие ракеты сиротливо мечутся по небу, немилосердно пачкая его серыми лентами выхлопа. А я играю с ними, словно матадор с двумя стремительными стальными быками, в последний момент изящно уходя в сторону и не оставляя разъярённым неудачами посланцам смерти никаких шансов. Или шаловливо ухожу от них на недоступной для тех скорости. И в конце концов, они устают. Их стремительный полёт замедляется, и они бессильно падают, падают вниз, чтобы закончить свою короткую жизнь безвредными облачками разрывов самоликвидации.
