- А тебя как зовут? - теперь он спросил.
- Зинка... А больше Лимончиком. В Питере еще назвали так меня, да вот и осталось... Лимончик да Лимончик. Привыкла. Точно имя свое.
Она выпила разом, стакан бросили на кровать и потянулась к миске с капустой. И звонкие, режущие слух звуки заставили его опять заерзать.
Она поняла это по-своему.
- А ты двигся поближе. Все теплее... А то старый черт не протопит лишний раз. Бережет дрова. Только свою печь калит...
Он придвинулся ближе, так что ноги их сомкнулись. Потрогал серьгу, подергал даже и спросил:
- Откуда у тебя?
Она покачала головой, и серьги покачались тоже.
- Еще в Питере... Первый любовник...
Поддернула юбку кончиками пальцев, закинула ногу на ногу. Забелело под чулком колено в тусклом свете керосиновой лампы, изрыгающей временами копоть в темный потолок. Георгию Петровичу стало тепло и спокойно. Отгородился он ото всех в мире: от Миловидова, от этого в куртке с кистями, от кассира Трубышева. Один он да эта девица, которая покорна ему. Через день ему вручит кассир тысячу, и он, и правда, уедет. Будет жить где-нибудь в Тифлисе. А то и в Питер можно... На Невском проспекте разгуливать барином. Вот с ней даже, с Лимончиком...
- Поедем-ка в Питер, - нагнулся он к ней, шепча в ухо. - Поживем.
Она удивленно взглянула на него.
- Смеешься, Жора?
- А чего смеяться. Деньги будут. К родителям твоим заявимся.
Она засмеялась, недоверчиво покачала головой:
- Мне же нельзя пока отсюда. Вот уж разве через месяц буду просить дать разрешение обратно... Поедем тогда, если не шутишь ты, Жора.
Она погладила его щеку ладонью, прижалась, и тепло этого женского тела опьянило еще больше, и он взмахнул кулаком:
- Как сказал, так и будет. На тысячу червонцев поживем.
- На тысячу, - повторила она нараспев, как-то зорко и пристально вглядываясь в его лицо. - Ишь ты, какие деньги... Это откуда же?
- А найдутся, - опомнился тут Георгий Петрович, - мало ли откуда.
Тогда она снова засмеялась, толкнула его плечом:
- Покурить-то найдется ли?
- Найдется...
Осветилось лицо Лимончика огнем зажженной спички, и он как-то явственно разглядел ее блестящие глаза и вокруг них, как мошкару, мелкие родимые пятна.
- Ты красивая все же, - сказал он, положив руку на ее ледяное колено. - С тобой хорошо бы пройтись по Невскому проспекту... И все же поедем-ка в Питер...
Она опять засмеялась, - наверное, увидела сразу же Питер и Невский, где прогуливалась, тоже как и здесь, возле ресторанов и гостиниц. Покачала головой:
- Нельзя мне, милый. Подожди... Срок выйдет.