Кто вынес приговор (Грачев) - страница 5

2

И в это утро шел снег - ложился в сад, что виден был из окна дома, где жил торговый агент Миловидов, на дорогу, по которой неслись, раскатываясь на буграх, розвальни, черневшие фигурами мужиков в тулупах. Сумерки постепенно таяли, и все четче выделялось небо, покрытое серой пеленой облаков, далекие леса и далекие дороги, словно затканные стежками ниток - санными обозами, уходящими из этого села в извоз с углем, с торговлей на городской базар. Бледнел свет лампы на столе по мере нарастания дневного света. А они все сидели в этой маленькой комнатке, которую Миловидов второй год уже снимал у сельской акушерки. Костя сбоку в деревянном кресле с высокой спинкой, Кулагин на низкой скамье, вытянув ноги. А сам Миловидов возле самовара за столом, облитый этим дрожащим светом керосиновой лампы. В нижней рубахе, расстегнутой, так что вольготно раскинулась мясистая волосатая грудь, в галифе, босой. Он прихлебывал из кружки чай, пьяно икал. Оставив кружку, принимался крутить завитые в баранки черные усы. И все посматривал в окно на этот снег, порхающий возле стекла молью, на дорогу, осыпанную сенной трухой, конскими вешками, на дома по той стороне улицы, окна которых были или темны или освещались пламенем затопленных русских печей.

- Вся жизнь - сплошной допрос, - проговорил он, снова хлебнув из кружки, - помню, божежки ты мой, как папа с мамой меня допрашивали, когда я учился в гимназии. В мировую войну служил в Девятой армии интендантом так сплошные ревизоры. Угрозы под военный суд... Да, божежки ты мой, говорил я, хоть завтра...

Миловидов сложил руки молитвенно и вскинул голову. Крепкая шея налилась краской.

- После революции сошелся под Гомелем с анархистами. Тоже - кто я да что у меня в голове. Маузерами тыкали в живот, как не прострелили только, дивлюсь. Потом ушел к красным в отряд. Хотел воевать с ними за власть Советов и за светлую жизнь... Допросили и не приняли. Хорошо еще, пули во лбу не оставили... Едва отговорился...

- И хорошо, что не приняли, - проговорил насмешливо Костя. - Вот уж был бы красноармеец... А после войны чем занимались?

- Завел в Орле возле казарм экстрактное кустарное производство. Потом табачную лавку открыл, но прогорел, потому что не шла частная торговля... Позвольте, платок достану...

Он потянулся к пиджаку, висевшему на спинке стула. Достал платок, высморкался гулко и вытер слезящиеся глаза. Растопыренными пальцами пригладил редкие темные волосы, мокрые от пота. Опять сунул платок в карман.

В этом же кармане был найден при обыске еще один ордер, на двадцать кип миткаля.