— Симоне, я взял фактор, — сказал Эрик. — Он у меня с собой.
Симоне посмотрела на мужа воспаленными глазами.
— Правда?
— Кеннет напомнил, он звонил из больницы.
Симоне вспомнила, как она привезла Кеннета домой и он у нее на глазах вылез из машины и повалился прямо в снежное месиво. Симоне решила, что отец споткнулся, но когда она подбежала поднять его, он едва понимал, что происходит. Она отвезла его в больницу; его несли на носилках, рефлексы были слабыми, зрачки реагировали медленно. Врач считал, что во всем виновато сочетание последствий сотрясения мозга и чудовищного напряжения.
— Как он? — спросил Эрик.
— Спал, когда я вчера была в больнице. Врач считает, что особой опасности нет.
— Прекрасно. — Эрик посмотрел на механического гнома, молча взял красную праздничную салфетку и накрыл фигурку.
Салфетка ритмично заколыхалась, как привидение. Симоне рассмеялась, крошки печенья полетели Эрику на куртку.
— Извини, — пискнула она, — у него вид как у больного. Гномик — сексуальный маньяк…
Симоне согнулась пополам от второго приступа смеха и тут же заплакала. Вскоре она успокоилась, высморкалась, вытерла лицо и взялась за чашку.
У нее снова задрожали губы, и тут к их столику подошел Йона Линна.
— Туда уже едет полиция Умео, — не тратя времени сообщил он.
Эрик тут же спросил:
— У вас есть радиоконтакт с ними?
— Не у меня. Они на связи с…
Йона замолчал на полуслове, увидев салфетку, качавшуюся на танцующем гномике. Из-под бумажного края торчали коричневые пластмассовые сапоги. Симоне отвернулась и затряслась от смеха, или рыданий, или того и другого сразу. Как будто поперхнулась. Эрик встал и торопливо потащил жену прочь.
— Пусти, — выговорила она между спазмами.
— Я тебе просто помогу. Пойдем, выйдем.
Они открыли дверь на балкон и постояли на холодном воздухе.
— Теперь лучше. Спасибо, — прошептала она.
Эрик стряхнул снег с перил и положил ее холодное запястье на холодный металл.
— Как быстро стало лучше, — повторила Симоне. — Быстро… лучше.
Она закрыла глаза и пошатнулась. Эрик подхватил ее. Увидел, как Йона ищет их взглядом в кафетерии.
— Ну как? — спросил Эрик.
Она, прищурившись, посмотрела на него.
— Никто не верит мне, когда я говорю, что устала.
— Я тоже устал, я тебе верю.
— У тебя с собой таблетки?
— С собой, — ответил он, даже не думая оправдываться.
У Симоне искривилось лицо, и Эрик вдруг почувствовал, как по его щекам текут теплые слезы. Может быть, это из-за того, что он покончил с таблетками; исчезла броня, он стал беззащитным, уязвимым.
— Все это время, — выговорил он трясущимися губами, — я думал только об одном: не допустить, чтобы он умер.