Чтобы избежать потерь, Громов приказал закрыть амбразуры заслонками, оставив только одну — для пулемета, прикрывавшего вход. По сторонам ее, прячась за стены, притаились Абдулаев и Гранишин. Расчет оказался точным. Во время небольшого затишья несколько вермахтовцев попытались подкрасться к входной двери и к амбразурам, чтобы забросать их гранатами. Но, очевидно, офицер, пославший их, еще не понял, что имеет дело не с обычным полевым дотом, наспех построенным где-нибудь на передовой, и что противопехотными гранатами здесь ничего не сделаешь. К тому же Абдулаев снайперски поражал почти каждого, кто попадался ему на мушку.
Прекратив стрельбу, фашисты еще интенсивнее начали освещать местность ракетами, наверное, решив, что именно сейчас гарнизон начнет выходить из подземелья. Но вместо этого, используя «иллюминацию», орудия и пулеметы «Беркута», дружно ударили по южному флангу.
Громов посмотрел на часы. Без десяти час.
Вся группа прорыва уже собралась у входа и, увешанная гранатами, ждала сигнала командира. Ждала его, замерев у пулеметов и орудий, и группа прикрытия: Конашев, Коренко, Газарян, Абдулаев.
Первыми из дота вышли Крамарчук и Громов. В окопе их уже ждали перебежавшие сюда с пулеметами два бойца из группы сержанта Степанюка. В последний момент к ним вдруг присоединился Ивановский, заявив при этом, что после прорыва твердо намерен вернуться в дот.
«Причесав» немцев несколькими очередями, они оставили пулемет и поползли вслед за Крамарчуком. Лейтенант обратил внимание, как хладнокровно вел себя Крамарчук перед этой вылазкой, как спокойно готовился к ней и как потом, зажав нож в зубах, тихо исчез в темноте. Готовясь к операции, сержант сам вызвался пойти первым, объяснив, что в армии, на действительной, четыре месяца проучился в школе полковых разведчиков и даже подавал там всяческие надежды, но потом был изгнан оттуда, как он выразился, в связи с его «сердечно-амурной неустойчивостью».
Тогда лейтенант подумал, что про «школу разведчиков» Крамарчук просто-напросто приврал, чтобы командир не вздумал оспаривать его право пойти первым. Однако сейчас понял, что кое-какими навыками тот действительно владеет.
Ну а последним, успев передать оставленный пулемет кому-то из бойцов, пополз в ночь Петрунь.
Крамарчук продвигался медленно, пытаясь бесшумно достичь позиций врага, в то время как следовавшие за ним на некотором расстоянии лейтенант и бойцы, наоборот, открыли пальбу, вызывая на себя огонь тех фашистов, что засели на верхнем ярусе.
Небо было затянуто черными с сероватым отливом тучами. Моросил мелкий, по-осеннему холодный дождик, и поскольку видимость была почти нулевая, и те и другие стреляли, ориентируясь по выстрелам, по едва уловимым звукам, шорохам, по искаженным ночной теменью силуэтам, а чаще всего — наугад. Прикрывая этот лжепрорыв, Громов и Петрунь залегли в небольшой воронке, и вскоре слева от реки к ним начали подползать немцы. Ситуация становилась критичной. Нужно было отходить. Какое-то время Громов еще мог видеть, как, то замирая, то вновь оживая, отползали от них по пологому скату долины Ивановский и пулеметчики группы Степанюка. Но куда исчез Крамарчук — это оставалось для него загадкой. А значит, отходить нужно было без него.