Предплечья и пальцы уже сильно ныли, и я не без удовольствия опустил руки. Космические пляски прекратились. Земля и звезды на экранах вновь обрели серьезность. Через мгновенье в нас попали.
Вот когда тряхнуло так тряхнуло. Три четверти экранов погасло — такой буквой Г; пол встал свечой, кресло меня удержало, но не очень, и я с ходу вцепился руками в эти мыльницы перед клавиатурой. Что за дела, оказалось, это вовсе, конечно, не мыльницы, а ручки каких-то ящиков — узких, длинных, с мозаичными стенками. Пол ввернулся на место, ящики, как на пружинах, нырнули в гнезда, и появился крест.
Крест висел прямо в космосе, сиял как алмазный, даже с синевой, и быстро уменьшался в размерах. То есть это мне так показалось, что уменьшался — он удалялся, он просто умчался и, как священное знамение, пал на сторожевик, и сразу стал черным.
Я сидел, выпучив глаза. Сторожевик стоял рядом, и на нем был черный крест. Потом меня затрясло как в ознобе — сквозь одну перекладину креста я увидел звезды, а сквозь нижнюю, как ее назвать, планку — кусочек голубой атмосферы Земли. Боги всемогущие. Орудийные палубы медленно расплывались в стороны, из одного обреза хлестало белым паром, и на моих глазах сторожевик величественно распадался на четыре части.
Я посмотрел на эти чертовы мыльницы и вытер с лица пот. Вот оно как, значит. Что же я сделал. Там были люди. Я же слышал, как они ругались. Я их убил. Но по всем законам убить должны были меня. Из-за меня погибла Елена. Те идиоты доказали мне свою преданность, сбросив в пропасть ту, которая мне предпочла другого. А не хватит ли для одного человека? Довольно. Теперь я пальцем не шевельну. Пусть прилетает кто хочет.
А с Елизаветой начались чудеса. Бросилась мне на шею и расцеловала. Я вяло расцепил ее руки и обозвал дурой, но у нее это пролетело мимо ушей. Тут загорелся очередной экран. С него смотрел внушительный дядька в кожане под военную форму.
— Так, Хаген, — мрачно заметил он. — Интересно.
— Поди-ка ты, отец, к такой-то матери, — у меня уже не было никаких сил. — Ну какой я тебе Хаген? Треснулись вы все. Синельников моя фамилия,
— Давно пора понять, Владимир Алексеевич, что это одно и то же. Вы генеральный консул Сектора и член Совета Протекторатов. Но вручение мандата и стажировка у вас должны быть только в январе. Не совсем ясно, с какой целью вы оказались в пределах закрытого зонального канала. Если не ошибаюсь, вы ехали на свадьбу. Зачем же вы здесь?
— Это спросите у Химмельсдорфа.
— А. Значит, это Химмельсдорф. Где он?
К своему ужасу, я ощутил, что меня разбирает что-то вроде истерического смеха.