— Ни…
— А какой?
— Белый-белый, с розовыми прожилками… як сало!!
— Ага, а сбоку, где шкурка, будет вот эдак коричневая каёмочка.
— Сбоку, это во Львове, что ли?
— Вы слушаете «Радио Маяк!» — «Миллион, миллион, миллион алых роз…»
21 августа 1991 года. Шестнадцать часов пятнадцать минут. Город Ленинград, улица Зеленогорская, дом 3. Межотраслевое объединение «Технохим»
— Не пропаду. Дураком себя никогда не считал, да и не был им, кроме, может быть, того момента, когда Мишке Меченому поверил, повёлся на его, подлеца, уговоры…
И это было действительно так — крупнейший учёный, специалист по ракетным топливам, лауреат Ленинской и Государственной премий — действительно не мог быть дураком! Это вам не академик Яковлев…
Тем более что Борис Вениаминович Гидаспов и академиком-то не был. Так, простой себе членкор Академии наук.
— Ну и куда ж ты теперь?
— Да мне всё равно… только партийной работой больше не займусь, ни за какие коврижки… я ведь на Пленуме обкома, который должен был проходить 13 августа, собирался сообщить товарищам коммунистам о своём уходе. Да только в связи с обсуждением новой Программы партии Пленум переназначили на 23 августа, а там… сам понимаешь…
— А что так? Или разуверился?
— Как не так! Считаю, что краха коммунистической идеи — не было и нет! Есть крах метода, крах организационный. КПСС развалился на несколько партий ещё при жизни — разных, с оттенками от жёлтого до тёмно-красного…
Но! Считаю, что комдвижение рано или поздно возродится. Лично я — от марксизма, от диалектики, от материалистического мировоззрения — не откажусь никогда!
— Да ладно тебе, Боря, камлать, не на политчасе! Лучше расскажи, как ты профессора Собчака уронил… — с усмешкой спросил директор своего старого друга.
— Чего там… я эти завывания демократические на дух не переношу… страдания «собчачьего сердца»! Как начнёт вещать с трибуны или в эфире «Пятого колеса» — прямо Нюша воет на луну… — с досадой отвечал Гидаспов.
— Может, Ксюша? — недоверчиво переспросил собеседник.
— Какая ещё Ксюша? Нюша — это собачка моя, у меня на даче в Комарове живёт, сука приблудная, блондинистая… Да. Ну, конечно, я не стерпел… А Собчак-то жидконог оказался — брык на пол, да и готово… Гляжу, сначала все замерли, глаза выпучили — и… тишина!
— Немая сцена, значит!
— А то. Товстоногов[82] нервно курит в сторонке… А потом вдруг как все заверещали, завизжали, запрыгали!
Ты ведь знаешь, у меня после двух лет работы в Смольном гипертония образовалась. И так мне с утреца хреново, аж в глазах темно, а тут ещё эти… черти зелёные прыгают! Я им и гаркнул — молчать, сукины Дети!!! В очередь!