Я, право, и не знаю — зачем… не картошку же хранить? Её — картошку — МЫТУЮ, доставляли жильцам сотрудники Хозяйственного отдела Управления Делами ЦК КПСС, которому, в общем, дом этот и принадлежал…
Квартиры были в доме только служебные — и каждый жилец при заселении получал в ХОЗУ ордер серии СЛ или СЖ, что означало, после освобождения от занимаемой должности, автоматическое освобождение квартиры, с немедленным выселением в чисто поле, хоть посреди зимы с детьми малыми…
Да, номенклатура жила на дачах, ездила на машинах… только на служебных! И когда житейские бури иной раз сбрасывали человека с насиженного места — то он в единый миг лишался всего…
А как вы думаете, зачем ОНИ пошли на авантюру?
Только лишь для того, чтобы сделать это добро — своим. Личным. На века!
Ну ладно…
Короче, Кручина тоже имел в подвале комнатку, маленькую, в двенадцать квадратных метров…
Правда, иные московские дворники в таких комнатках жили всей семьей.
В комнате был стол, два стула с овальными жестяными инвентарными номерками на спинках, маленький сейф.
В сейфе лежали два противогаза, три стеариновые свечи.
Стоял на столе телефон, «вертушка», под стеклом лежал краткий, отпечатанный на портативной «Эрике» список телефонов, с кем нужно связываться в случае крайней необходимости (это для жены — потому что сам Кручина эти телефоны на память знал. Тем более что ни один телефон сейчас не отвечал.[35]
Сейчас Кручина сидел за казённым столом и рассматривал свой наградной пистолетик ПСМ, калибра 5,45 миллиметра.
Как им пользоваться, он примерно знал, но стрелять из него никогда не стрелял. Не любил он этого — на даче по бутылкам баловаться.
Внезапно на столе раздался резкий, пронзительно-дребезжащий звонок «Кремлёвки»!
Кручина, вмиг смертельно побледнев, поднял трубку:
— У аппарата Кручина.[36]
Однако звонивший, как видно, не ошибся номером:
— Вот и хорошо. Не уходи никуда.
Кручина оторопело смотрел на чёрную трубку, из которой теперь доносились только короткие гудки.
Потом быстро, стараясь не опоздать, схватил из бювара лист веленевой бумаги и остро заточенным фаберовским карандашом быстро написал неровными строчками, сползающими в нижний правый угол:
«Я не заговорщик, но я трус. Сообщите, пожалуйста, об этом советскому народу», — потом подписался (Эх, товарищ! Очень это советскому народу нужно… Прямо он ночи не спит, всё думает, не трус ли товарищ Кручина? О семье бы ты сейчас подумал! О жене и маленьком сыне…), передёрнул затвор, отчего на пол, звеня, выпал и покатился в угол красивенький желтый патрончик, быстро сунул украшенный прихотливой вязью стального узора ствол в рот, успел почувствовать вкус металла и смазки, нажал на позолоченный спусковой крючок..