В музее при Доме Петра один пергамент такой вязью был исписан, и никто, кроме Гаспара, целиком прочесть его не мог. Но даже он в этот пергамент не углублялся, это была всего лишь одна из довольно многочисленных копий Минойского Кодекса, который ни в оригинале, ни в каноническом переводе печатному станку предан не был. Древность начального свода киммерийских законов определению не поддавалась, лишь известно было то, что на берега Рифея киммерийцы пришли с уже весьма истрепанной копией допотопного оригинала. С тех пор в кодексе ничего не меняли, только перевели на современный язык, но и оригинал на всякий случай тоже хранили. Кодекс был невелик, всего триста уголовных преступлений без всяких подпунктов предусматривал руководящий документ Минойского судопроизводства. Притом над некоторыми статьями кодекса киммерийцы давно и в открытую потешались; статья 138 выглядела так: «А ежели какой мужик со своей овцой согрешит, выпороть того мужика примерно, овцу тож». Статья 139: «А ежели какой мужик со своей свиньей согрешит, выпороть того мужика примерно, свинью тож». Статья 140: «А ежели какой мужик со своей коровой согрешит, выпороть того мужика примерно, корову тож». Насчет коровы, заметим, статья имелась, бык был пропущен, зато статьи 141 и 142 радовали киммерийцев (особенно в минуты нетрезвого досуга) так: «А ежели кто с кобылой своей согрешит, тому наказания никакого, а кобыле задать овсу вдвое супротив обычного», — и соответственно: «А ежели кто с жеребцом своим согрешит, тому наказания никакого, да только покормить обоих досыта». Статей, предусматривающих совокупление с росомахой, рысью, медведем, куницей, соболем, горностаем и другой прочей чисто киммерийской живностью в кодексе не было, видать, не водилась эта живность в тех краях, где составлялся кодекс. Однако на все подобные случаи имелась грозная статья за номером 300: «А ежели кто еще какое преступление учинит, что выше не предусмотрено, тому смерть, либо же, по размышлению, простить того вовсе, но на оный случай впредь не ссылаться». Таким образом, минойское уголовное право не было прецедентарным и полностью сходилось в этом с обычным уголовным кодексом Российской Империи.
Ни слова не было в Кодексе и об офенях. Их польза, даже необходимость в экономике Киммерии была самоочевидна, но неужто за тридцать восемь столетий, протекших между островами Киммериона, никогда не нарушали они писаную часть Минойского кодекса? Отчего же, нарушали. И по статье 35 (пьяная драка с членовредительством), и по статье 72 (повреждение общественной собственности), и по статье 155 (человекоубийство простое, неумышленное) — за долгие столетия всё такое в истории Киммериона было, и всегда суд архонта находил возможность примирить Минойский кодекс с уголовным. В единственном известном истории случае, когда офеня убил киммерийца (попросил того пособить мешок с товарами поднять, не удержал, уронил восемь пудов товаров на немолодого приказчика, тот и отдай Богу душу), по-минойски его приговорили к штрафу, обязали уплатить в казну гильдии камнерезов ведро серебра, — тогда на Руси рубль с бакенбардистым царем густо ходил — да и простили по трехсотой минойской. Кажется, таково было самое серьезное преступление из числа известных среди офеней, и то помнили о нем больше потому, что офеня тот, оказавшись долгожителем, полвека сдавал все новые и новые ведра серебра в казну камнерезной гильдии, а помереть умудрился в Киммерионе, и хоронила гильдия человекоубивца с таким почетом, что не совсем прилично все это как-то вышло перед народом.