С реки тянуло зимним ветром; в этом году Рифей не замерз вовсе. Розенталь понял, что до полудня, до времени своего обычного вставания из-под солнечных часов, Конан залег в могилу, под каменный, увешанный жертвенными мочалами кол. Пора было ремонтировать Лабиринт.
Пальцы у Фавия даже по киммерийским меркам были непомерно длинными и тонкими. Мизинцем он воспользовался как отмычкой, засунул в замочную скважину, согнул последний сустав — и дверь открылась. Прямо в прихожей, напротив входа, зияла дверь в погреб, в тот самый Лабиринт — распахнутая настежь. С усилием Фавий втащил в дом платформу с инструментами и запчастями.
— Скажите девушки подружке вашей, — как всегда за работой, тихо запел Фавий, — что я объелся гурьевскою кашей… — сгрузив с платформы колючую проволоку, он сменил мелодию: — Запах ромашковый! Запах шалфея! Катятся тихие волны Рифея! Сделать, что велено, должен теперь я! Санта Лукерья! Санта Лукерья!..
Песен Фавий знал много, но до конца не помнил ни одной, а чаще вообще помнил только одну-две строки. Притом обладал он приятным лирическим тенором; наверное, его потрясло бы известие, что какая-нибудь провинциальная — Кемеровская, к примеру — филармония за такой голос оторвала бы его вместе со всеми киммерийскими руками и определила высшие возможные ставки и надбавки. Но Фавия вполне устраивала и нынешняя профессия. Сейчас он переоделся в рабочий синий халат и рассовывал по карманам инструменты, необходимые, по его мнению, при ремонте любой мебели, особенно такой древней, как Лабиринт.
— Я спросил у ясеня… Где мой клю-у-учик га-аечный…
Ключ нашелся быстро. Теперь требовались пассатижи. Без них с колючей проволокой не очень поработаешь.
— Пассатижа, пассатижа! Что же ты мне изменяешь?… Я пою не для престижа, впрочем, ты об этом знаешь, вот ты где ты, пассатижа, где же дрель… Опустела без тебя моя артель…
Наконец, основные инструменты под самый разнообразный песенный репертуар были собраны в карманы. Фавий ухнул и вступил в темноту.
— А где мне взять такую гирю!.. — пел он, втягивая колючую проволоку в Лабиринт, — Чтоб жуть брала в сиянье дня! И чтоб никто ее не стырил, поскольку гиря — у меня!
Гиря, точней, здоровенный кистень — на случай встречи с лишними людьми — на поясе у Фавия висела. Имелся у него и «Кумай Второй» с неразменными тридцатью тремя красавицами, хотя Фавий едва ли был способен пустить их в дело, — в крайнем случае, выстрелил бы в потолок, в пол, — да и гирей постарался бы только пригрозить. Однако живых существ нынче Лабиринт не предъявлял. Проволока разматывалась по бесконечным коридорам, каждые шесть вершков сворачиваясь в злую колючку: отныне и надолго бегать за так просто никто по Лабиринту не имел права, ибо архонт повелел сделать Лабиринт непригодным для пустопорожнего провождения в нем драгоценного времени. Иной раз Фавий пересекал проволоку по второму и по третьему разу, радостно перепрыгивал ее, тянул дальше и пел: