Денисов верил, что наука скоро даст ответ на многие волнующие вопросы. Самое важное свершилось человек разгадал тайну строения атома и смело шагнул в океан звезд и далеких сказочных миров…
Хорошо летать в темном небе! И думается хорошо… Ах, эти звезды! Они волнуют, рождают мечты, обнадеживают.
Малая Луна вот она — рукой подать. И странно: кажется, она неподвижна, висит серебристым облачком перед глазами, а Луна и Земля свободно плывут, то добродушно улыбаясь, то прячась за черную вуаль. Оно и понятно: когда сидишь в вагоне экспресса, тоже не замечаешь его движения. Видишь только мелькание телеграфных столбов, лесов, полей. А меж тем ты летишь вдаль…
Вернувшись с прогулки в свою комнату, Денисов хотел переговорить с Рыбкиным по телевизофону, но ботаника не было. Глянул на часы. Ну так и есть — все уже ужинают.
Переоделся и поспешил в столовую. Еще в коридоре услышал взрывы дружного смеха. Денисов знал — так могли смеяться только от рыбкинского репертуара. Вот весельчак и балагур этот ботаник! Работает — слова не вытянешь, а как заботы с плеч долой, смотришь совсем другой человек. Затаенная улыбка в уголках губ, острое словечко, шутка — и уже не отойти от него, будто притягивает он магнитом.
— Браво! Как у вас весело! — сказал Денисов, входя в столовую.
— Путешественники, Иван Иванович, любят смех, возвращая лицу выражение озабоченности, проговорил Рыбкин.
— Смех для здоровья, как масло коровье, — вставил Бобров.
Денисов сел за свой столик. Откровенно говоря, есть не хотелось. Так зачастую бывает у деятельных натур: все вроде сделано, можно спокойно отдохнуть, а мысли одолевают, не дают покоя. Думалось о многом: о Земле, семье, оставленной там, об институте и директоре Мельнике. Так и надо ему: вилял хвостом — вот и посиди в кабинете. Денисов понимал, что он взял на себя большую смелость направившись на Малую Луну. Поработать надо так, чтоб в результаты были весомые. К тому же, он отвечает не только за себя, но и за коллектив людей. Первые дни принесли немалые успехи. Люди умеют работать самоотверженно и дерзновенно. Даже Бобров загорелся энтузиазмом. План пленения Гермеса, видно, пришелся ему по душе.
Ужин подходил к концу. Рыбкин и Дрозд поддерживали оживленную беседу в столовой. Они так много знали, жили настолько разносторонними интересами, что совершенно свободно вели разговор как о проблемах современней науки, так и о музыке, литературе, искусстве.
Не сиделось за ужином только Олегу. Он время от времени порывался вылезти из-за стола, и Виктор Сергеевич заметил это нетерпение сына.