Стоило ему войти в дом, и я тут же отложила коробку с его вещами, с опозданием заметив, как много было пакетов и коробок с его именем. Потому уже с большей осторожностью взяла коробку с именем Майи, надеясь, что она не будет столь привередлива.
Понятное дело, что я была сбита с толку. Я не знала, чего ожидать дальше. К тому же к своему удивлению, я ощутила, как во мне поднимается ответная волна враждебности. Я же никого не ненавижу! Но незнакомая сила доселе, начала накатывать во мне, как волны спешат к берегу, чтобы разбиться там, превращаясь в пену. Да с какой радости он, вообще со мной так говорит! Я понимаю, что ему нелегко, но ведь Етни более надоедливая, чем я, уже минут пять прочищала им мозги, но Ирвинг вел себя с ней вполне миролюбиво, и терпеливо.
В тот день я впервые узнала, что есть ненависть с первого взгляда. Если я думала, что в доме он будет другим, то ошибалась.
Родители тепло обнимали брата и сестру Етвудов, и начали знакомить их с моими братом и сестрой, не смотря на то, что младшие уже и так времени не теряли. Я зашла в коридор, как раз во время этого трогательного момента. Я поставила коробку, и негодуя про себя, стала в стороне. Когда очередь дошла до меня, Майя улыбнулась мне, так как и на улице. Майя как оказалось потом, была добрейшим существом, потому они с Етьен так дополняли друг друга. Ей вообще не шел черный или серый цвета, и теперь с распущенными волосам она была такой трогательной, и милой, что ее хотелось обнять. Пока что объятья не были уместны, как считала я. Для родителей было другое дело.
А Ирвинг смерил меня тяжелым взглядом, от которого мне захотелось закрыться руками, и когда он сухо кивнул, я ответила тем же, снова, удивившись той волне вражды, что исходила от него. Такое со мной было впервые.
— Это наша старшая дочь — Флекс, — сказала мама, даже не заметив нашей напряженности. — Вы будете учиться вместе. Как я понимаю, ты пропустил один год учебы, и из-за этого остаешься на последний год вместе с младшими?
Никто кроме меня не отметил, как дернулся рот Ирвинга при этом упоминании. Я мстительно улыбнулась про себя, и тут же почувствовала вину. У него ведь погибли родители! Нельзя так относиться к парню, ведь ему и так тяжело. Может он и не такой кретин, как кажется сейчас. Вполне возможно, что выспавшись, завтра, Ирвинг покажется мне совершенно иным человеком.
— Да, — сухо отозвался он, и не стал ничего объяснять. Но кое-что отличало этот ответ, от того, что он бы дал мне — Ирвинг постарался скрасить свои слова улыбкой. Красивой такой, журнальной улыбкой. Мама была польщена. Я закусила губу, чувствуя подвох и тяжесть этой улыбки.