Несколько минут партизаны молчали, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Бледный месяц медленно проплывал над ними, взламывая потемневший лед облаков. Где-то на западе, в проеме между двумя скалами, разгоралось далекое зарево, и казалось, что месяц отчаянно пробивается к нему, как небесный «летучий голландец» — к озаренному кострами, неведомому берегу.
— Ясно, поручик. Вернемся к Штуберу.
— Вижу, он интересует тебя больше, чем выкарабкавшийся с того света несчастный поручик Войска Польского. Кстати, я давно заметил это. Хотя, понимаю, у вас ведь особая привязанность.
— Вот именно. Война здорово «привязала» нас друг к другу, да таким узлом, что за два года разрубить так и не удалось.
— Вынужден тебя «огорчить»: этот узел мы уже разрубили. Обе машины накрыли гранатами. Грузовик загорелся, а «фюрер-пропаганд-машинен» врезалась в дерево. Но для верности мы еще обстреляли их, а троих оставшихся в живых, что залегли в кювете по ту сторону дороги, снова забросали гранатами. Не думаю, чтобы кто-либо из них уцелел. Жаль только, что не удалось убедиться в этом, — на дороге показалась немецкая колонна.
— То есть уверенности в гибели Штубера все же нет? — не побоялся Беркут выглядеть назойливым.
— Абсолютной уверенности, конечно, нет. Пока мы перестреливались с теми тремя, время было утеряно, а немцев оказалось до дьявола. Началась погоня. Они поперли за нами в лес, напропалую. Один из них и ранил меня в плечо. Но я еще уходил. И отстреливался. В ногу — это уже потом, когда почти обессилел… Но и после этого еще довольно долго полз. А сознание потерял недалеко от тех двух убитых партизан, с которыми, как ты уже знаешь, меня и «похоронили». Словно и сам смирился с такой же судьбой. Со своими, даже с мертвыми, как-то веселее лежать.
— Это уже целая повесть. Рад, что мы снова встретились. Шел сюда с единственной надеждой: хоть что-нибудь узнать о тебе. И то, что ты оказался здесь, в подземелье майора польской разведки, просто удача.
— Он уже сознался тебе в этом? — удивился поручик, присаживаясь на тот самый камень, на котором недавно сидел Андрей. — Странно. С чего бы это?
— Ты, конечно, давно знал, кто он такой?
— Кое-что знал, кое о чем догадывался.
— Еще тогда, когда впервые привел меня сюда?
— Не стоит удивляться. Я дал слово молчать. К тому же Смаржевский не доверял тебе. Не доверял уже хотя бы потому, что ты — советский офицер. А ты ведь знаешь, за что боролись такие поляки, как он: «Великая Польша от моря до моря!» Эти извечные, неразрешимые территориальные вопросы Польши.