— Было и такое, — расстегнула ватник, сняла сапоги, на лавке, придвинутой поближе к теплу, развесила совершенно мокрые портянки и разорванные носки. Мечтательно посмотрела на кастрюлю: сейчас бы теплой воды, помыться… И на той же лавке, привалившись спиной к теплому запечью, задремала.
— Ну вот, суп готов, — ворковала тетка Настя, отставляя кастрюлю. — Пока он будет остывать, к Гурнашам сбегаю, шепну Клавке, чтоб сюда подошла, если только не на смене. В больнице работает, санитаркой. В соседнем поселке. О, — вспомнила у порога, — а ты ж, наверно, еще и сейчас в этих, в партизанах? Или как?
— Почему в партизанах? В партизанах я никогда не была, — сонно пробормотала Мария.
— Так-таки и не была? — суховато произнесла хозяйка дома.
— Действительно не была.
— Ага, ну да… К чему оно тебе? — недоверчиво согласилась тетка Настя. — Да и какое мне дело? Просто так спросила. Потому что сама Клавка вроде как… Ну да о чем это я? Поспи, поспи…
И не могла знать Мария, что так охотно вызвавшаяся сбегать к Гурнашам тетка Настя эта сначала заглянет к живущему через три хаты полицаю. И скажет, что Мария Кристич, партизанка, за выдачу которой полицией вроде бы обещано два мешка муки и годовалую телку, сейчас отогревается у нее в доме. Случайно забрела.
При этом поинтересовалась: действительно ли так обещано, или же бумажка, которую зачитывал староста, ничего не стоит? Но по тому, как сразу же заерзал, заволновался полицай, поняла: бумага была серьезной. Да и сам Охрим, полицай, подтвердил, что бумагу эту подписал начальник полиции, Рашковский, лично. И что в свое время Марию эту уже чуть было не арестовали в Квасном, где она работала под чужим именем. Но тогда партизаны отбили ее. А еще спросил, не появлялся ли кто-нибудь возле ее дома вместе с Марией. Потому что, где только объявляется она, там рано или поздно появляется и сам Беркут. Или кто-нибудь из его отряда.
Уже выбежав из хаты — а бежал он, чтобы поскорее позвонить из сельской управы в район, а заодно предупредить старосту, — Охрим строго потребовал от Насти эту самую Кристич накормить, уложить и вообще во что бы то ни стало задержать у себя в доме. А если подойдет кто-либо из партизан, то и его тоже… приласкать, как родного.
— Да ты, Охрим, не того… — уже на ходу нашептывала ему тетка Настя. — Четвертину мешка сразу же отнесу твоей жене, по-своячески. Только ты уж постарайся, чтобы меня не обидели. Особенно с телкой. И чтобы поменьше кто знал об этом. А видеться она хотела с Клавкой Гурнашевой, того, главного коллективизатора, дочкой. Вот и меня к ней послала. Мол, позови, свидеться надо.