— Эти освободители повесят меня, — мрачно ответил Гольвег. Он уже подхватился и нервно поводил руками по бокам, как человек, привыкший к оружию, но не имеющий возможности воспользоваться им. — После пыток в гестапо, конечно.
— Вот именно. Впрочем, есть возможность спастись. Надеваете плащ-палатку, чтобы немцы не видели вашей формы, берете автомат, два магазина и гранату. Как только Збожек атакует их, вы выходите к дороге позади машин, бросаете гранату и, ведя огонь, отвлекаете немцев от долины в ту сторону, откуда они приехали. А мы ударим по ним сзади. Только так: настоящий бой. И сюда уже не возвращаетесь. Будем считать, что вы свою вину искупили. Но если предадите, струсите, командование школы получит письмо, в котором вы будете изобличены как предатель. И участь ваша будет незавидной.
— Мудрое решение, — нервно кивал головой Гольвег. — Мне нужны две гранаты, четыре магазина и нож. К дороге выйду заранее.
Громов внимательно посмотрел на шарфюрера. Он решался. Риск был огромен. По землистому лицу Гольвега трудно было прочесть что-либо, кроме откровенного страха. Похоже, он действительно боялся своих больше, чем партизан. Понимал, что если попадет в гестапо, пострадает вся его семья — семья предателя.
— Хорошо, получите все, что просите. Эти две машины мы должны оставить здесь навсегда. Считайте это своей практикой перед выпуском из школы.
— Впереди колонны появился мотоцикл, — докладывал тем временем Анджей, наблюдая за дорогой в бинокль Громова. — Да, мотоцикл и две машины.
«Мстители» уже перенесли к поляне все имеющееся оружие. Гольвег быстро проверил один из автоматов, осмотрел гранаты, выбрал нож и вопросительно посмотрел на Беркута.
— Корбач и Арзамасцев, вы, с пулеметом, — к беседке, — командовал тем временем лейтенант, не обращая внимания на шарфюрера. — Огонь после первой гранаты Збожека. Не давайте им выйти из машины и рассредоточиться. Мотоциклистов не трогать, пока они вас не обнаружат. Гандич, Орчик, поближе к дороге. Задача та же. Анна, ты — со мной и Гольвегом. Атакуем заднюю машину.
— А он не предаст? — ошарашенно спросила полька, настороженно косясь на эсэсовца.
— Все может быть, — Анне уже был знаком этот странный способ Беркута успокаивать своих бойцов, невозмутимо соглашаясь с их самыми худшими предположениями. Но, что самое удивительное, он всегда срабатывал. Прежде всего — поражал невозмутимостью. — Мы ведь с вами все еще на войне.
* * *
Гольвег достиг кустарника у дороги первым, как раз в ту минуту, когда мимо проплывал борт задней машины. Пропустив ее, шарфюрер метнул гранату в окаймленный брезентом кузов, переждал взрыв, подхватился и, поливая свинцом развороченные остатки машин, переметнулся на ту сторону дороги. А еще Беркут успел заметить, что уже оттуда Гольвег скосил очередью выпавшего из кабины водителя, и больше автомата диверсанта он не слышал.