Они попрощались. Эти несколько дней, проведенные в лесах, сроднили Беркута со «мстителями», и, оставляя их здесь, он чувствовал себя так, словно оставляет на смерть часть своего гарнизона. Оставляет, потому что не оставить уже невозможно.
Проследив, как, обойдя пути, патруль скрылся в здании вокзала, группа Беркута, в которую кроме Арзамасцева входили Анна и Корбач, решительно направилась к эшелону.
Часовой заметил их, но спокойно поднялся на паровоз, решив, что офицер просто-напросто хочет пройти на ту сторону насыпи. И когда обер-лейтенант тоже поднялся на паровоз — вытянул руки по швам и ожидающе уставился на него, демонстрируя готовность выполнить любой приказ.
— Гудок! — приказал лейтенант, обращаясь к машинисту, и именно в этом гудке потонул яростный предсмертный крик охранника. — Ни с места, — предупредил Беркут машиниста и кочегара и, подождав, пока его спутники поднимутся на паровоз и станут на мостиках по обе стороны его, как охрана, скомандовал: — Трогай!
— Еще три минуты, — возразил перепуганный машинист. Но в эту минуту на семафоре загорелся зеленый свет, и Андрей повторил:
— Трогай!
В нескольких километрах от станции эшелон остановился, и к задней платформе, где в крепости из бревен и мешков восседали пулеметчики, приблизились Беркут, Арзамасцев и Корбач.
— Кто старший?! — раздраженно спросил обер-лейтенант.
— Я, господин офицер! — лениво поднялся из-за своего укрытия один из пулеметчиков. — Обер-ефрейтор Дирбахт.
— Сколько вас?
— Двое.
— Оба направляетесь на усиление охраны паровоза. Пулемет оставить. На платформе остаюсь я со своими солдатами.
— Яволь, господин обер-лейтенант, — только теперь рассмотрел его погоны обер-ефрейтор. — Хотя мы получили приказ ни в коем случае…
— А то, что вы услышали только что, — не приказ?! — прорычал обер-лейтенант. — По прибытии в часть, двое суток ареста! Освободить платформу!
Выстрелы, прозвучавшие вслед за этим в лесной тиши, вспугнули огромную стаю ворон. Когда она взлетела, показалось, что это поднимается в едва освещенное лунным сиянием поднебесье огромная крона дерева.
— Подобрать боеприпасы. Корбач — к пулемету, — командовал Беркут, оглядываясь по сторонам. — Нужно продержаться на эшелоне до пяти утра. На рассвете уйдем.
Но до рассвета еще нужно было дожить. До него еще нужно было дойти через насквозь простреленную тревогами, незаговоренную судьбой, распятую на колоколах войны осеннюю ночь.