Лейтенант подполз к дереву ближе всех, и вырванные пулями кровавые комки тела убитого время от времени ложились у его головы, словно падали с неба.
Чуть выше убитого завис на сучке его карабин. Стоило пуле попасть в тело, как ветки расшатывались, приклад карабина ударял о каску немца, и тогда над каменистым ущельем, в котором фронтовая судьба свела партизан и пятерых немцев, зарождался глухой похоронный звон.
Та часть площадки, где залегла группа Беркута, была настолько ровной и так простреливалась, что, казалось, невозможно было поднять голову. Но каждый раз, когда раздавался этот звон, лейтенант все же пробовал оторвать подбородок от заиндевевшей каменной плиты и хотя бы мельком взглянуть на зависшего на дереве «архангела войны», словно сошедшего с неба специально для того, чтобы стать вещим знамением смерти.
Если Андрею это удавалось, он вспоминал надпись, выжженную раскаленным прутом у подножия сельского «Распятия»: «Жизнь — есть жестокое милосердие Божье». И повторял ее, как заклинание, уже однажды спасшее ему жизнь. Заклинание, в которое с той поры свято верил.
Во время очередного «звона архангела» Беркут успел оглянуться. Анна лежала позади ребят, на террасе, у подножия скалы. Она единственная, кто сумел бы осторожно отползти к котловине, из которой они вышли, потому что Арзамасцева и Корбача немцы, казалось, прижали намертво. Отойти они могли только на возвышенность, на которой притаилась девушка. Но на крутом подъеме их, конечно же, сняли бы.
Он успел оглянуться и понял, что «звон архангела» будто привораживает немцев. Во всяком случае, каждый раз несколько секунд они смотрят на раскачивающееся тело, словно на траурный штандарт всечеловеческой скорби. Вот эти несколько секунд и нужно было постараться как-то использовать.
— Эй, унтер-офицер! Еще две очереди, и вы останетесь без патронов! — крикнул он, снова припадая щекой к плите.
В то же мгновение две очереди скрестились над ним. Пули врезались в выступ, отделяющий Корбача и Арзамасцева от Анны и, срикошетив, бумерангами пронеслись над их головами, упав у самого дерева.
— Тогда пощады не ждите!
Немцы притихли. Только сейчас они обратили внимание, что партизан заговорил с ними на немецком. Конечно, позиция у них была надежнее, все-таки они залегли за валунами и небольшим кустарником. Но они помнили, что позади — склон горы, почти отвесная стена, взобраться на которую можно разве что с альпинистским снаряжением. А значит, уйти из своего укрытия они могли не иначе, как по телам партизан.
— Вы слышите меня?! Прекратить стрельбу!