Да, Беркут нужен был Штуберу только живым. Нет уверенности, что тот согласится служить в его отряде. Но шанс… Шанс появился. Штубер усматривал его в бесшабашности самой натуры лейтенанта. По опыту знал, что для людей с таким характером, как у Беркута, главное — самоутверждаться в бою, познавать цену риска, испытывать судьбу. Однако что выгоднее — рисковать и выкладываться на операциях, не извлекая из этого никакой выгоды, или делать то же самое, получая награды, повышения в чине и все остальные радости жизни? Короткой жизни. У таких людей, как они, долгой она не бывает. Миг. Вспышка. Но зато какая вспышка!…
Штубер твердо верил, что каждая нация рождает людей, призвание которых — риск, игра со смертью, отчаяннейшие попытки испытать свои настоящие возможности. Таких людей немного. Но они существуют. И им необходимо каким-то образом объединяться. Или, по крайней мере, поддерживать контакты, постепенно формируя свой, особый, кодекс чести, свой образ существования, свои взгляды на него…
Гауптштурмфюрер был убежден, что будущее не за какой-либо отдельной нацией, как это считал Гитлер. Объявить высшей одну нацию — значит настроить против себя весь остальной мир. Что, собственно, и произошло. Грядущее же — за межнациональной элитой преданных идее национал-социализма, особо — физически и морально — подготовленных людей. Которых он даже не стал бы называть сверхчеловеками. Просто особо, специально подготовленные люди. Именно таких людей собирал вокруг себя и готовил Скорцени. Правда, он делал это из преданности фюреру. Во всяком случае, пока… Штубер же такой преданности Гитлеру не ощущал. Он признавал лишь сверх-идею.
Утром в лагерь Беркута, находившийся в урочище Марищи, вернулся из разведки Иван Колар. Завидев его, Беркут (он как раз учил бойцов снимать часовых — это была одна из ежедневных тренировок группы) жестом приказал Николаю Крамарчуку продолжать занятия без него.
— Докладывай. Только не торопясь, основательно, — попросил Колара, отводя его в сторону.
— Удалось побеседовать с женой брата Лесича. Мальчишка сказал правду. Все подтвердилось. Старика взяли, и, говорят, сейчас он в Подольске, в гестапо. Я следил за его домом до полуночи. В соседней хате — через дорогу — засада. Три полицая. Ждут, когда ты решишься навестить старика.
— А в самой хате Лесича?
— Да вроде никого. На дверях замок. Во дворе тихо.
— Ну что ж, если ждут — придется навестить. Так, говоришь, их там всего трое? — задумчиво переспросил Беркут, разглядывая мокрую, измазанную глиной одежду разведчика.