Не понимаю этой шутки.
Опускаю глаза и вижу, что брюки намокли тёмным.
Гляди-ка блядиха… куском мозга… натруженным куском мозга, замедленно приговорённому к паровозной топке… чадящим, как парочка чеботарей из-за гаубицы… хоронящим родителей на потаённой турбинке сверх-вещества…
— Эй, брат, что с тобой? Я вызову доктора! — Ергодыч обнажает переносное верещало и оглушает космос адскими выхлопами о-п.
Сейчас они заберут меня, вы поняли?
Докторишки, падлы такие, заберут меня. А Ергодыч — похоже, он с ними заодно… Меня хотят отдать на переплавку, вот оно что!
Чудовищно!
Как мог я так оступиться!? Открыться поездкой на циркуле — и потаённый враг воспользовался этим для удара!
Подкрался под личиной старого приятеля-Ергодыча.
Отсосал у ленина владимира ильича.
Разрушил мозг простодушным свистом.
Перечитал том старины-Свифта:
Про то, как лилипуты дуют в кожаную дуду,
Про то, как великанши макали Гулливера в пизду.
Вот оно, значится, как они заманили меня…
Дешёвыми понтами и постной говорильней.
А я — как, человек последний повёлся.
Тот, кто так ведёт себя — homo тот и зовётся.
И вот доктора уже несут на носилках.
Сопротивление бессмысленно: поди их осиль-ка…
Но я всё же попробовал, и ударил одного из них в горло.
Сразу же пропустил, так что в глазах померкло от боли.
Они втыкают в меня иглу и шепчут неприятные вещи.
А я не могу возразить, ибо боль парализует мозг мой тлеющий.
Скажу смерти: поспеши, сруби в срок — пока зрел ещё.
Хуета на костылях и с катетером — жалкое зрелище.
На короткое мгновение я прорываюсь в реальность сквозь липкую пелену звенящего бреда, но реальность кажется давно ушедшим сумасшедшим сном, который промелькнул в ночи подростковой поллюцией.
Доктора летят меня на флаере; я не парализован, но двигательный аппарат странным образом расстроен: ощущение такое, что тело растворилось плевком в бездне, и осталась лишь малая часть — сахарно тающая.
Назад, назад: отмотайте жизнь! Верните меня к Хрустальной башне! К чёрту паяльник! Паяло… Я вернулся, потому что должен был поцеловать Паяло… Во что бы то ни стало поцеловать его.
Но отчего так вышло? Ведь целовать Паяло — дело молодёжи, а я — состоявшаяся, в общем-то, личность. Мне скоро 2/3, можно сказать. А веду себя подчас как шуруп. Надо же: решил шутить с циркульным поездом. 3 поездки по 54 дуги подряд — не каждое тело такое выдержит.
Потому что надо было поцеловать Паяло.
Потому что Паяло — это была моя плата за иллюзию независимости.
Трусливая, в общем-то, плата: я должен был растворить сок одного бледноголового жиро-наладчика, а некто Бурдомчал по ошибке закоптил казенный сплав.