Когда-то он разработал серию моторов, экономичных, надежных, маленькие сильные моторчики, красивые и легкие, как игрушки. Выяснилось, что никому это не нужно. Он получил большую премию, но главный энергетик сказал ему: "А что я буду иметь, если поставлю твои моторчики? Ни-че-го! Чем больше я потребляю энергии, тем легче мне экономить. Смекаешь?" Надежность была не нужна. Меньше металла - никому не нужно. Дешевизна не нужна. История с моторами была частью абсурда. Огромный Абсурд возвышался над работающими людьми словно языческое божество, которое они никак не могли ублаготворить, ненасытное бесплодное божество.
Цель жизни, которая когда-то в молодости была, куда-то подевалась, казалась теперь глупой, он старался о ней не вспоминать. Но Ильин отсюда, с высоты видел и ее, и она вовсе не была глупой, скорее, глупой оказалась та жизнь, которой он занимался, и та система, которой он служил.
Альберт Анисимович появился откуда-то из густого сизого дыма курилки. Он оглядел Ильина, покачал головой.
- Все же пришли... Мое дело было предупредить.
- Чем таким нынче пугают? - спросил Ильин весело.
Альберт Анисимович смотрел с жалостью. Молчал.
Письмо Усанкова поднес к очкам так близко, что водил носом по бумаге.
Ильин ждал, позабыв на лице своем улыбку. Спал он плохо, что с ним происходило ночью, не помнил, но какое-то мучительное состояние, как после страшного сна, не отпустило его. Он ничем не мог заняться, подписывал бумаги, говорил по телефону, но все это механически, не участвуя, а то, что было им, не могло найти себе место.
Ильин принадлежал к тем многочисленным у нас людям, которые не думают о своей душе, потому что никогда не сталкиваются с ее проявлением. Будучи материалистом, Ильин не признавал, что у него может существовать что-то помимо мозга с двумя полушариями и что это что-то способно предчувствовать, прозревать, отделяться и где-то витать независимо от организма. Как здоровый человек, не умеющий болеть, тяжело переносит всякое недомогание, так и он, Ильин, маялся от какого-то мучительного разлада, а чего с чем, не понимал. Вот и сейчас, глядя на высохшие до прозрачности руки Альберта Анисимовича, на его хрупкую, ломкую фигурку, Ильин не видел, чего тут опасаться, еле, как говорится, душа в теле, дунешь, и рассыплется.
- Что ж, естественно, - сказал Альберт Анисимович, он поднял голову, устремил на Ильина мерцающий взгляд преувеличенных глаз. - Им не до вас было, - он обошел Ильина кругом, сунул ему в карман письмо. - Берите, берите, мне ни к чему. Не будем клясться словом учителя!