- Знаешь, я отчего-то такая счастливая, словно переродилась, словно мне восемнадцать, а война была в кино, - потеребила Владимира за вихры, пожурила любовно: - Одно-то счастье ты, философ, всё же проглядел и никогда не узнаешь и не поймёшь – наше оно, бабье. Не думай, не от того, что было на ящике, а от всего: от этих берёз и пения птиц, от такого прозрачного неба и кукурузника, от покоя вокруг, от тебя и от моей тайны, от всего, что нахлынуло внезапно и сдавило сердце так, что оно, бедное, еле бьётся, не в силах справиться с нахлынувшим счастьем. Послушай.
Он осторожно, чтобы не повредить нежные розовые розетки, снял полотенце, положил голову на самую лучшую в мире подушку и услышал ровный, чуть замедленный стук таинственного и так много вмещающего женского сердца. Не отнимая щеки от приятной мягкости, сказал с волнением и, наверное, искренне:
- Хотел бы я иметь такую счастливую жену.
- Не надейся, - громко и удовлетворённо рассмеялась она, всколыхнув материнскую грудь и лежащую на ней, как подумалось, пацанячью голову, - место занято, - и притянула претендента за шею к себе, а он уже шарил руками по её трусам. Помогая, она приподняла зад, и ненавистная тряпка соскользнула по бёдрам и, отброшенная её ногой, улетела далеко в траву.
Теперь у них всё получилось толком, по-людски. И он не спешил, и она подбадривала, гладя ладошками по спине и ягодицам, и усилия понадобились только для утоления желания. И потом он не убежал, а остался лежать на боку лицом к ней, а она, глубоко и удовлетворённо вздохнув, чмокнула его в губы и спрятала лицо в его подмышке, с удовольствием вдыхая едкий и дразнящий запах мужского пота, переживая настоящее счастье, которого лишена была всю войну и почти полгода после её окончания – всё самое активное для любви время молодой женщины. Ему понравилось, что она, в отличие от Марины, отдавалась полностью и спокойно, не дёргалась и не извивалась в похотливом экстазе, а покорно позволяла делать всё, что он хочет, и только в самом конце тяжело задышала и слегка запрокинула голову, закрыв глаза, не мешая, однако, ему кончить спокойно.
Когда отдышались, она высунула из уютной подмышки зарозовевшее лицо и неожиданно спросила:
- Ты знаешь, как переводится на русский язык Травиата?
- Нет.
- Падшая женщина, - и засмеялась. – Я и на самом деле чувствую себя сейчас самой развратной и самой счастливой женщиной на свете. – Ещё раз чмокнула его в губы, быстро поднялась и голышом побежала к реке, уютно сияя на солнце крупными белыми ягодицами, а он – следом.
В воду бросились почти одновременно, он тут же поймал и подхватил её на руки, приятно ощущая щекочущее атласное прикосновение грудей. Обняв его за шею, она шутливо пригрозила: