Джонас улетел, и Лиз снова осталась одна. Да ведь она с самого начала об этом мечтала! И твердо пообещала себе, что ни о чем не будет жалеть. Все, что она дарила Джонасу, она дарила без всяких условий и надежд на будущее. То, что подарил ей он, навсегда останется с ней.
Солнце уже взошло. Лиз подумала: будет жаркий день. Но пока, утром, воздух бодр, как веселая мелодия. Да, она отказалась от любви, но тоже сохранила себя. Месяц воспоминаний можно растянуть на всю жизнь. И потом, совсем скоро она увидит Веру!
Лиз поставила мотоцикл на стоянку и прислушалась к гулу взлетающего самолета. Наверное, сейчас Вера и ее родители перелетают Мексиканский залив. Лиз направилась к зданию аэропорта. Как ни глупо волноваться, она ничего не могла с собой поделать. Нелепо приезжать в аэропорт почти на час раньше, но дома она сошла бы с ума. Лиз обошла клумбу с бархатцами и геранью и вспомнила, что мама любит цветы. Она решила купить букет.
В аэропорту было прохладно и шумно. Туристы прилетали, улетали; почти все заходили в магазинчики с сувенирами и товарами в дорогу. Лиз обошла несколько магазинов по очереди, бездумно скупая все подряд, что нравилось. К тому времени, как она подошла к залу прилета, в руках у нее были два пакета с покупками и букет увядших гвоздик.
Сейчас она будет здесь, думала Лиз. Вот-вот появится Вера. Лиз переложила оба пакета в одну руку и нервно пригладила волосы. Пассажиры, ждущие вылета, дремали на черных пластиковых креслах или читали путеводители. Какая-то женщина подкрашивала губы, смотрясь в зеркальце пудреницы. Интересно, успеет ли она забежать в дамскую комнату и привести в порядок лицо? Прикусив губу, Лиз решила, что не отойдет от окна ни на минуту. Усидеть на месте она тоже не могла, поэтому расхаживала взад и вперед перед широкой застекленной перегородкой и наблюдала, как взлетают и садятся самолеты. Уже поздно. Самолеты всегда опаздывают, если их ждешь. Небо ясное, голубое. Она знала, что в Хьюстоне погода примерно такая же — она уже несколько дней слушала прогноз. В нетерпении она подошла к стойке и спросила, когда прибывает рейс из Хьюстона.
Охранник-мексиканец пожал плечами и ответил:
—Когда прилетит, тогда и прилетит.
Лиз пожалела, что спросила. Прошло еще десять минут, и она готова была кричать. Наконец их самолет сел. Ей не нужно было слушать объявление, она и так поняла. С глухо колотящимся сердцем она ждала у дверей.
На Вере были синие брюки в полоску и белая блузка. Волосы у нее отросли, подумала Лиз, глядя, как дочь спускается по трапу. Она выросла — хотя самой Вере уже этого не скажешь; она только наморщит нос и закатит глаза. Ладони у Лиз сделались влажными. Не плачь, не плачь, приказывала себе она. Но глаза уже наполнялись слезами. Потом Вера подняла голову и увидела ее. Широко улыбнувшись и помахав рукой, она побежала к ней. Лиз, бросив пакеты, кинулась навстречу дочери.