— Почему хозяин избы меня не встречает? Где хлеб–соль? Где полотенце расшитое?
«Вот и угоди послу. Ишь причуда — подавай ему хозяина с хлебом–солью, а откуда его возьмешь, если хозяин, не дожидаясь гостей, ушел». — Так подумал князь Михайло и принялся Сарыхожу уламывать.
— Ты, государь, не кручинься, ты в избу ступай. Избенка невеличка, но жилая, добрая. Переводи, переводи, Софоний. Да не тараторь ты! Вежливей говори с послом царским. — Забежал вперед, открыл дверь. — Пожалуй, государь Сарыхожа, пригнись только, притолка низка.
Сарыхожа вошел, громко потянул носом и повернул к двери. Князь спросил, не скрывая тревоги:
— Аль что не по нраву?
— Щами пахнет!
— Щи пища добрая…
Мурза ничего не ответил, только поморщился, велел своим слугам ставить юрту, а потом бросил князю три слова:
— Вели избу крушить.
— Зачем?
— Костер жечь. Дерево сухое.
Не хотелось Михайле Александровичу так начинать свое княжение на Владимирском столе, но с мурзой не поспоришь. Избу пришлось ломать. Поднялась пыль. Сарыхожа отошел в сторону, позвал Софония.
— Отсюда до Золотых ворот далеко ли?
Софоний удивленно взглянул на посла.
— О Медных воротах я тебе сказывал, а отколь ты про Золотые проведал?
Сарыхожа разгладил тонкие, как крысиные хвостики, усы, свисавшие на голый подбородок, хитро подмигнул.
— Я вас знаю. Вы, русы, нас втихомолку варварами зовете. Спорить не буду: Мамай — варвар, новый хан — варвар, однако… — Посол сложил тонкие холеные руки на животе, надменно выпятил раздутое чрево… — Однако не все такие. Мне довелось видеть не только степи да кочевья. Бывал я в Египте, видел каменного льва с человечьей головой, видел каменные горы, сложенные над могилами древних царей… Этими руками… — посол расцепил руки и перед носом Софония пошевелил сухими пальцами, — я разворачивал свитки, в которых записана мудрость арабов. И о вашей земле расспрашивал я знающих людей. Хоть ты и грамотей и толмач, а варваром меня ты не назовешь. Завтра во Владимире я поеду на высокую гору смотреть каменных зверей на стенах собора… какого собора?
— Дмитриевского, [257] — тихо откликнулся Софоний.
Посол важно кивнул.
— Завтра я прикажу выломать каменного льва из стены собора, я увезу его в Орду.
«Вот варвар!» — ахнул про себя Софоний, а мурза продолжал похвальбу:
— Я всегда вижу странные и глупые обычаи чужих народов. Вот и сейчас. Скажи, зачем зажжены вон те костры? Видишь, один близко, другой на вершине дальнего холма, третий еще дальше.
Софоний молчал. Посол испытующе взглянул на него, заговорил с какой–то кошачьей вкрадчивостью: