— Толмач украл пайцзе! Сбежал! Руса увел! Догнать их! Содрать с живых шкуры!..
На берегу Клязьмы, на мокрых камнях, лежал Софоний. Услышав звон щита, он приподнялся на локтях, прошептал:
— Уходи, Микула. Почто двоим погибать.
Дед и головы не поднял, ощупывая ногу Софония, бормотал:
— Эк угораздило тя ногу свернуть. Да и то сказать — камни склизкие, в воде их не видно. Ночью, вброд… Долго ли до греха. Терпи, терпи, стонать не моги. Мы ее выправим.
Софоний скрипнул зубами, когда дед сильным рывком поставил кости на место. Из–за Клязьмы неслись крики, собачий лай.
— А ну вставай!
Дед силком поднял Софония, тот осторожно ступил на больную ногу и, не сдержав стона, ничком повалился на берег. Дед только головой покачал, взглянул на мелькающие вдали факелы и пробормотал:
— Так и пропасть недолго, — старческой, мелкой рысцой потрусил прочь. Софоний с тоской посмотрел ему вслед, закрыл глаза. «Уползти бы! Сил нет! Собаки на том берегу до воды дойдут, а там заплутаются. Все равно, рассветает — найдут… Будь что будет! Да вот уже и шаги близко… Быстро сыскали…»
Софоний так и не открыл глаз, пока над ним не прозвучал тихий оклик Микулы:
— Давай к воде! Я потащу, а ты здоровой ногой подпирайся, да нишкни ты. Не дай бог, услышат. Я челн добыл. Давай, давай, подпирайся, тащить мне тя не под силу…
Софоний тяжело перевалился через борт прямо в воду, плескавшуюся на дне челна. Дед проворно оттолкнул хлипкую посудину, взгромоздясь на корме, принялся быстро работать веслом.
Софоний шевельнулся. Челн сразу черпнул бортом.
— Лежи! — цыкнул Микула. — Ты эдак нас утопишь, челн верткий, долбленка.
— Куда мы плывем?
— Обратно, на тот берег. Под носом у ордынцев проскочим, а там и Волжские ворота недалече.
— Не пустят нас. Князь Михайло и в Медные и в Оринины ломился, не открыли ему врат.
— Молчи! Аль те невдомек, потому нас и пустят, что князя не пустили.
Софоний ухватился за борт, преодолевая боль, сел на дне. Глядел на близкие факелы ордынцев. Дед беззвучно греб. Время от времени и он поглядывал назад, но не на татарские огни, а на слабо мерцающую точку второго маячного костра.
«Ванька там! Молодец, внучек, костра не потушил», — думал дед и чуть кивал головой в лад взмахам весла, а может, в лад своим думам.
Но Ваньки у костра не было. Завидев, что костер деда Микулы потух, он пошел к нему и сейчас стоял у холодного пепла. В сером предрассветном сумраке можно было уже разобрать, что костер не сам потух, а затоптан. Пригнувшись, Ванька принялся разбираться в путанице следов.
«Вот здесь деда волокли, здесь след обрывался, а рядом следы от подков, значит, на коня подняли…»