Поднимаясь в гору, послы перевели лошадей на шаг. Одолев подъем, остановились: ждали — князья подойдут, придержат стремя, помогут ордынским вельможам слезть.
Ни Дмитрий, ни Владимир не шевельнулись. Тверской боярин взглянул на ордынцев, те кивнули, боярин выехал вперед, не поклонясь, о здоровье не спросив, начал сразу:
— Посланы мы к тебе, князь Московский, от Великого князя Володимирского и Тверского и всея Руси Михайлы Александровича и от посла царева мурзы Сарыхожи. Скажи, Дмитрий Иванович, доколе еще терпеть твои беззакония? Великий князь ярлык на великое княжение привез, а владимирцы, твоего наущения послушавшись, в бесовской гордыне врата закрыли. Теперь расхлебывай кашу, как знаешь. Мурза Сарыхожа осерчал, зовет тебя во Владимир к цареву ярлыку.
Дмитрий несколько мгновений молчал, на него смотрели и враги и свои, ждали, что он ответит. Слегка побледнев, Дмитрий промолвил:
— Передай послу — к ярлыку не поеду!
Боярин откинулся на седле, отпрянул от такого слова, а Дмитрий продолжал негромко, но твердо:
— Передай Михайле Тверскому — на великое княжение его не пущу. — Выдернув меч наполовину из ножен, Дмитрий спросил: — Видал? Скажи о мече князю. — Со звоном бросил меч обратно в ножны.
— Передай мурзе Сарыхоже, да смотри передай, не слукавь, — ему, послу, путь чист, прошу его милость ко мне на Москву. Передашь?
— Передам.
— То–то! А соврешь, рано или поздно до тебя доберусь, тогда пеняй на себя и милости не жди.
— Но ярлык… — начал было боярин.
— Довольно! — перебил его Дмитрий. — Поезжай прочь. Бога благодари, что, уважая посольский чин, я твое невежество стерпел, когда ты о моем здравии спросить позабыл. Нечего поминать ярлык! Сказано: к ярлыку не еду!
Трясущимися руками дед Микула ударял стальным кресалом [259] по кремню. Звезды искр, летевших от огнива, казались под солнцем бледными, немочными, падали на трут, тухли. Дед терпеливо продолжал высекать огонь, наконец тонкая струйка дыма поднялась над трутом.
Раздув трут, он склонился над костром, зажег, потом запалил второй и, отойдя к северу на двадцать шагов, развел третий. Присев на чурбашек, посматривал вдаль.
«Ага! Запалил, — улыбнулся дед, увидав над лесом три дымных столба. — Побежали дымы ко граду Переславлю. Добро!..»
Вечером того же дня Фома ворвался в собор Спаса, где шла вечерня.
— Княже! Митрий Иванович! На Ярилиной плеши дымы!.. — рявкнул он на весь собор. Люди шарахнулись в стороны, дьякон оборвал возглас, уронил кадило. Угли и ладан рассыпались по майоликовому [260] полу. Князь вздрогнул, повернулся всем телом к Фоме, несколько мгновений смотрел на его потное, напряженное лицо, потом шагнул без разбора прямо на дымящиеся угли и, оставляя на желтых и зеленых плитах черные следы, пошел к выходу. Народ повалил за ним.