— Давно то было.
— Давно. Бежал Илья в Рязань и жил там долго, а как Царевич Арапша Рязань повоевал, князь Олег и вздумал, дабы казны добыть, беглых холопов имать и за выкуп хозяевам выдавать. Вызнали, что Илья беглый холоп, пошли его вязать, а Илья сызнова убег да еще и в ересь ударился.
— Ладно, — зевнул Пимен, — многословен ты, отец, а во многословии несть спасения. Веди к попу Ивану, а что до ересиарха вашего, так мне — бес с ним…
В углу монастырского двора стоял врытый наполовину в землю сруб. Пимен обошел его кругом.
— Крепко сделано. Ни окон, ни дверей.
— Одно оконце есть.
— Вижу. Как же попа в сруб упрятали?
— Подняли два бревна на потолке, попа вниз столкнули, а бревна на место положили.
— Так. Ну теперь иди, отец игумен.
Пимен подошел к волоковому окошку, принялся колотить, сдвигая доску, закрывавшую окно. Разбухшая доска туго шла по пазам. Из узкой щели оконца потянуло прелым смрадом. Пимен осмотрелся вокруг, осторожно позвал:
— Поп Иван, а поп Иван…
В глубине под окном шорох. Вглядевшись, Пимен увидел слабо белевшее во мраке лицо.
— Пошто пришел, сказывай!
— Пришел милостыню творить. Вверженных в темницу посещать надобно. Ты сам, поп, знать о том должен.
— Пошто пришел? Не томи.
— Тяжко тебе?
В ответ поп всхлипнул:
— Насыщаяся многоразличными брашнами, [286] помяни мя, сух хлеб ядущего. Егда ляжешь на мякие постели, под собольи одеяла, помяни мя, под единым рубищем лежащего, и зимой умирающего, и каплями дождевыми, яко стрелами, пронзаемого.
Пимен кашлянул.
— Ты бы, поп, не мудрствовал. Моление Даниила Заточника [287] и я знаю, так почто же ты мне из него вычитываешь?
— Здесь, в этом монастыре, Даниил в заточении пребывал.
— То дело древнее, и поминать его почто? Ну к чему ты о зиме приплел, ныне еще осень.
Поп метнулся по срубу, ударился о стену, охнул, закричал со слезой в голосе:
— Мне в этом срубе зимой околеть аль тебе, архимандрит Переславский? Узнал я тебя! Глумиться пришел аль еще зачем? Говори!
Пимен отшатнулся, побледнел, потом, овладев собой, совсем приник к окошку, прошептал:
— Пришел выручать тебя, но орать будешь — уйду! Имени моего ты не ведаешь. Понял?
Из сруба так же тихо:
— Понял, отче! Имя твое я забыл.
— Вот и ладно. Из монастыря выручить тебя я не властен, на то воля князя, но в келью из сруба перевести можно. Будешь жить, как все монахи живут. Ну как?
— Заставь век бога за тя молить! Спаси! — задохнулся поп.
Пимен совсем притиснулся к оконцу, шепнул почти беззвучно:
— А за то ты мне корешков добудешь. Но помни: сболтнешь — в сруб!