30. ВЕЧЕР НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ
Темно–красный бархат великокняжеского стяга горел багрецом в лучах заходящего солнца, а в тени казался совсем черным. Под огромное рассеченное, разорванное во многих местах полотнище стяга стал князь Владимир. Загремели трубы, собирая рассеянные рати. Замотанные кровавыми тряпицами, в иссеченных доспехах отовсюду шли воины, шли не прямиком, а пробираясь между грудами тел. Мало кто остался цел, кто не нес раны, но не о ранах думали люди. Думали другое:
«Побита Орда!»
«За Батыево разорение расквитались!»
«За горе, за слезы, за дани…»
«Побита Орда!»
Перекликая стоны, нарастали крики:
— Слава!
— Слава!
— Слава!
Кто–то помянул Мстислава Удалого. [302] Его сразу горячо, зло обругали:
— У тя на плечах голова аль кочан капустный? Сказал тоже!
— Не дай бог удали Мстиславовой!
— Мстислав на реке Калке себе славы искал, потому и побили его татары.
— На Калке начало руских бед лежит, и поминать Мстислава на поле Куликовом к чему!
— Не Удалым, а Храбрым Владимира Серпуховского надо звать!
— Истинно! Храбрым!
— Во главе Засадного полка рубился, Засадный полк орду сокрушил!
— Слава!
— Храбрым его звать!
— Хоробрым!
Но сейчас Владимиру было не до славы.
— Кто видел брата? Где Дмитрий Иванович? — спрашивал он.
Ответа не было.
По всему полю виднелись люди, искавшие своих близких. Владимир приказал:
— Пусть ищут Дмитрия Ивановича, пусть все смотрят… — Надо было договорить: «Пусть смотрят, где брат лежит», — но сил у Владимира не хватило сказать эти слова.
Совсем близко от стяга, разбирая тела убитых, Юрка Сапожник да Васюка Сухоборец увидали золоченый шлем, алый плащ. Юрка тронул ладонью грудь, в которой торчала стрела.
— Жив? — шепотом спросил Васюка.
— Какое! Похолодел.
— Зови.
Юрка поднялся, закричал:
— Здеся Митрий Иванович! Здеся!
Владимир сразу узнал плащ брата, подбежал, взглянул на убитого, протер глаза:
— Нет, не чудится! Бренко! В княжом доспехе, плаще. Бренко!
Издалека опять крик:
— Здесь Митрий Иванович!
— Жив?
Молчат. Владимир поскакал на зов. Его встретил смерд Сенька Быков.
— Где? — только и спросил Владимир.
— А вон, Гридя Хрулец с ним.
Заскорузлыми, огрубевшими от смердьей работы пальцами Гридя пытался закрыть мертвые глаза павшего, невольно он заслонил от Владимира лицо убитого, лишь борода видна из–под локтя. Борода знакомая, окладистая, вьющаяся крупными завитками.
Владимир глухо охнул. Гридя поднялся с колен, шагнул в сторону.