Сабур шагнул к Дмитрию, слегка тронул иссеченный доспех на его груди.
— Как броня искорежена! Говоришь, ратникам слава, а ты, княже, кем в битве был? Кого под березой без памяти нашли? Тебя, тебя, Дмитрий Донской.
Дмитрий молчал, кружилась голова, то ли от слабости, то ли от мыслей. А поле стонало из края в край.
Одного ратника из всех назвали Донским; остальные, безвестные, умирали сейчас на холодеющей земле, звали близких, стонали, кто в силах — ползли на зов труб. Но в века, в память народную Дмитрий вошел не один, не вдвоем с братом Владимиром Храбрым, а со всеми, кто бился на поле Куликовом, кто крови и жизни не жалел, защищая родную землю.
Только под утро стали возвращаться конные рати. Всадники ехали потемневшие от пыли, с запекшимися черными губами. Их встречали криками:
— Эй! Други! Далече ли орда?
Один из всадников, бережно поддерживая правой рукой порубленную левую, тяжело слез на землю, качнулся, устоял, сказал сипло:
— Еле жив.
— Испить бы.
Припал к краю бадейки, пил, пил. Вокруг говорили:
— Истомился человек.
— Еле на ногах держится.
— Все истомились. Ударь сейчас орда, худо нам будет.
Человек оторвался от бадейки, стряхнул воду с усов.
— Нет орды, и ударить некому!
— Аль далеко вороги убежали?
— Нет орды! — повторил человек упрямо. — Нет! До самой Красной Мечи [303] гнали мы ордынцев, на сорок верст трупами поля и дороги устлали, а Красная Меча и впрямь красной от крови текла. Нет орды!
Мимо скрипели телеги.
— Добыча?
— Добыча само собой, это телеги с иным. Слышишь — дребезжат.
Воин кивнул.
— Железо везут. Доспехи, оружие. Целое, ломаное — все князь Митрий собрать велел. [304]
— Ну, целого здесь мало найдешь.
— Ломаное — тож богатство. Вишь, мастер Демьян у возов крутится. Этот в железе толк знает.
Демьян, проходя мимо, ответил:
— Все в перековку пойдет.
— Само собой. Князь Митрий — муж бережливый. Хозяин.
— Есть в кого. Со времен Ивана Калиты московские князья казну копят. Умеют.
Мимо на рысях прошли всадники.
— А эти отколь?
— Ишь гонят!
Всадники на самом деле гнали. Были то остатки сотни Семена Мелика, вел их Игнатий Кремень. У шатра, увидев Дмитрия, он спешился, пошел враскачку на одеревеневших, плохо слушающихся ногах.
— Княже!
— Слушаю, Игнатий.
— Вчерась не велел мне Володимир Андреевич ордынцев гнать, велел ехать на закат, сведать, где Ягайло.
— Ну? — У Дмитрия перехватило дыхание.
— Сведал. Вчерась Ягайло был отсель в дне пути, на один день опоздал нечестивый.
Дмитрий шептал побелевшими губами:
— Значит, подходит Ягайло, значит, вновь биться русским людям. Тяжко–то как! Оскудела земля Русская ратниками, лежат они мертвые…