Рано утром 12 июля мы начали наступление из Грибовки через Миус. Для нас это было началом последнего большого наступления, еще больше вторгшегося в почти бесконечную Россию. В первый день мы продвинулись почти на двадцать километров, несмотря на сильное сопротивление тылового охранения противника. Все же с наступлением сумерек мы остановились около Давидовки. Артиллерия из тыла русских производила мощные и концентрированные обстрелы вечером и в течение ночи снова и снова. Командир 1-го батальона 308-го гренадерского полка, прежний полковой адъютант, капитан Гросс был убит прямым попаданием в его КП.
Следующим утром наш полк выдвинулся к железнодорожной насыпи, потому что в тот день — 13 июля — мы были практически в центре наступления. Все дороги были забиты грязью из-за ливня вечером 12 июля, что помешало нашей артиллерии прибыть вовремя для поддержки наступления. Поэтому мне пришлось вести наступление в особых условиях, без артподготовки. Наши потери были соответственно высоки. «В 16.00 2-й батальон 308-го гренадерского полка штурмовал высоту 360,2, которая была усилена бункерами и колючей проволокой. Особенно проявили себя 7-я рота под командованием обер-лейтенанта Grossjohann и часть итальянской мотоциклетной стрелковой роты дивизии Целере, которая добровольно присоединилось к атаке»[15].
Итальянцы, между прочим, оказались весьма достойными бойцами во время этой атаки на сильно укрепленную позицию русских. Возможно, наступательные операции больше подходили итальянцам, чем оборонительные. Мой отряд из примерно двухсот человек потерял около 25 процентов бойцов, хотя операция длилась лишь чуть больше получаса. Очень не хватало артподготовки.
Я уже упоминал, что среди многих солдат, убитых в этом бою, был мой лейтенант Ютерсонке; к тому же моя правая рука была разбита пулей, хотя я это не сразу заметил. Видя, что кровь сочилась из моего рукава, один из моих бойцов обратил на это мое внимание, после того как мы выполнили задачу. Пуля, которая прошила мою руку, срикошетировала от затвора моего автомата. Иначе она бы попала мне в тело. Мне очень повезло. То, что оба наших офицера были выведены из боя, было еще одним доказательством хорошего обучения русских снайперов, которые всегда первым делом стреляли в наиболее важные цели.
После этой атаки я понял одну вещь. В сражении «один на один» человек не чувствует страха, по-видимому, потому, что оказывается в ситуации, когда его ничего не отвлекает. Я не особенно боялся огня стрелкового оружия, потому что по опыту знал, что если в вас попали, то вы либо умрете быстро, либо выживете. Моей ахиллесовой пятой был огонь артиллерии, потому что я достаточно часто видел эффект от попадания шрапнели, чтобы знать, что она могла оторвать конечность. Я мог только представить, как ужасно, должно быть, жить без рук или ног или с другими тяжелыми ранами. Поздним вечером моя рота была отозвана назад, а я должен был доложить лично в полковой КП. Учитывая тяжесть моей раны, которая тем временем заставила мою пробитую руку сильно опухнуть, я первым делом пошел на пункт первой помощи. Появившись в полковом КП, я оказался награжден Железным крестом 1-го класса. Обер-лейтенант Лейтнер, полковой адъютант, использовал для церемонии свой собственный крест.