Свинцовый ливень Восточного фронта (Кунов) - страница 57

Тяжеловозы могли, к свой муке, лишь только держать головы над водой, и я был вынужден их пристрелить, что далось мне очень нелегко. Все же это избавило милых животных от гораздо более мучительной смерти. Это был один из самых мрачных дней моей жизни. Как только мой батальон, или точнее то, что осталось от него, достиг южного берега, я приказал старшему командиру роты собрать людей в лесу позади нас и ждать. Описанным выше способом я лично, вместе с Сузи, перевез несколько человек, не умевших плавать, с северного берега. Среди них было несколько наших Хиви[23].

Когда я достиг лесов, оказалось, что батальон уже продолжил движение вперед в свете дня, вопреки моему точному приказу, и понес тяжелые потери от огня советских танков. Батальон был рассеян и опустошен; выжившие были позже направлены в другие части. Я не принял мер относительно этого глупого неповиновения. Чего бы я достиг? Что сделано, то сделано, и уже ничего нельзя было изменить. Позже в том же году капитан — командир роты, ответственный за происшедшее, — был тяжело ранен в бою в Вогезах. Он умер несколько недель спустя в больнице на родине, в Швабии.

До сего дня я не могу объяснить, что вызвало внезапный подъем уровня воды в Уманке. Возможно, кто-то взорвал дамбу или открыл некий шлюз. Невозможно выяснить, было ли это сделано русскими, чтобы воспрепятствовать нашему отступлению, или немецким командиром, в надежде помешать русским преследователям.

Несколько пехотинцев добрались до леса вместе со мной, и мы ждали сумрака, потому что между нашим небольшим леском и ближайшим крупным лесом было почти пятьсот метров открытой местности, которая слегка поднималась от берега Уманки. На возвышенной стороне этой открытой местности стояло несколько русских танков. Любая попытка пересечь это поле при свете дня была бы самоубийством. Мы избегали любого ненужного движения, которое могло привлечь к нам внимание русских.

Я никогда не забуду те грусть и горечь, которые мы ощущали, сидя в леске. Много раз мы слышали крики о помощи тяжело раненных пехотинцев, которым мы, к сожалению, ничем не могли помочь. Если бы мы попробовали, то русские расстреляли бы нас как в тире. Через некоторое время мы видели русские танки с пехотой на них, проехавшие в направлении, откуда доносились крики. Для нас, осужденных наблюдать все это и не иметь не единой возможности помочь, это было ужасным испытанием!

С наступлением темноты мы вышли из леска. Я внушал своим людям важность игнорирования любых окликов русскими и необходимость постоянного движения вперед. Я повел свою Сузи под уздой. Сначала все шло нормально, но прямо перед краем леса, в который мы направлялись, послышался первый окрик русских — никто из нас не издал ни звука. После второго, более энергичного окрика, наша маленькая группа открыла беспорядочный огонь по опушке леса перед нами, прямо по скоплению русских, которые бросились в стороны и скрылись в лесу.