— Доминиканец. У нас говорят, что встретить такого монаха — плохая примета.
Испанка сердито нахмурилась, она, видимо, боролась с тем оцепенением, которое иногда мешает человеку говорить откровенно.
— Если мне будет грозить верная смерть, Питер… Мучительная смерть… Очень прошу, окажись поблизости и убей меня быстро. Тебе ведь очень легко убить.
Тронутый ее доверием Баррет грустно покачал головой.
— Боже мой, Лус! Я, конечно, обещаю все, что ты ни попросишь. Однако ты будешь жить долго, очень долго, Лус, переживешь нас обоих, и Эрнандо, и меня, а в старости окажешься чудесной мудрой сеньорой.
— Спасибо. Ты сказал очень красиво, но вот правда ли это?
Канониры Сан-Фелипе-де-Баррахас, должно быть, перезарядили пушки. Громовой треск опять разнесся над бухтой. Ночной бриз с суши принес едва заметное веяние тростниковых болот, но не разогнал духоты и не сумел помешать оглушительным звукам салюта.
Сармиенто тонкими пальцами поправила накидку на плечах.
— Я хочу уйти отсюда. Вернемся в дом.
— Как знаешь. Если захочешь, я потащусь за тобою даже и на эшафот.
— Молчи! Такие слова не приносят пользы, а только приманивают дьявола.
Баррет вернулся.
Кладка стен дома хранила прохладу. Пахло травами, деревом и немного — приправами.
Сармиенто ушла к себе, англичанин слышал, как по ту сторону двери щелкнул засов.
«Дурак я буду, если не попытаюсь».
Он быстро поднялся по ступеням и коснулся досок двери.
— Лус, отвори…
По ту сторону звонко и мелодично смеялся женский голос:
— А если я не открою, ты что, конечно же, дверь сломаешь?
— О черт! То есть, я хотел сказать, «о, нет, сеньорита». Я не сломаю дверь, но окажусь очень несчастным. Я буду делать разные глупости — например, сидеть до утра под порогом… Так ты мне точно не откроешь?
— Не могу. Я поклялась не отодвигать мужчинам засов.
— Опять этот мерзавец Ланда с его проделками. Я, пожалуй, сгорю от ревности.
— Кувшин с водою найдется на кухне, вылей его себе на макушку, а если не поможет, то вспомни, что у моей комнаты есть окно. Сейчас оно открыто.
Баррет моментально сбежал по лестнице вниз.
«До чего эти южанки любят все усложнять».
Окно второго этажа выходило не на саму галерею патио, а на гладкий участок кладки. Оно высоко и недоступно маячило светлым квадратом — там, внутри, горела то ли лампа, то ли свеча. Баррет отыскал легкую деревянную лестницу и приставил ее к стене.
Лестница оказалась коротковата, он замер в опасном, шатком положении, а потом ловко ухватился за карниз, нашел сапогом щель между кирпичами, подтянулся и перемахнул через подоконник в комнату.