— Ланда, подлец и вор, чтоб тебя поразила проказа!
Сармиенто обнимала любовника так и этак, но никак не могла развеять его мрачного настроения. В конце концов обозлилась и она.
— Этой ночью ты опять называл меня своею Памелой.
— Памела или Лусия — какая разница?
— Мне сейчас хочется тебя заколоть…
«Дикая кошка в течке, — мрачно решил про себя пират. — У нее на уме одно — прикрутить меня навеки к своей юбчонке».
— Ты напрасно затеваешь ссору, Лус. Видит бог, совсем напрасно. Ничего путного из этого не выйдет…
Баррет обозлился еще сильнее. Следующий вечер и почти всю ночь он провел в маленькой таверне близ пустоши, на самой окраине Картахены. Там звенела бойкая музыка и плясала задастая метиска в, пестром платье шлюхи. Темное надменное лицо женщины блестело от маслянистых притираний. Тело, в противовес гордому лицу, ловко, словно бескостное, принимало самые развязные позы. Заказав кувшин вина, Баррет засел в углу и раз за разом наполнял кружку, та все время оставалась мутно-серой.
Почти под утро он заплатил шлюхе наперед и, шатаясь, увел ее наверх — в квадратную комнату под самой крышей. Женщина обнажила мягкую грудь с темными сосками, показала золотистые загорелые ноги, но Баррет даже не смотрел на купленные прелести — он уже спал пьяным сном на убогой, закинутой лоскутным одеялом койке. Проститутка воровато обшарила одежду клиента и разочарованно повела голым плечом. При этом движении под гладкой кожей спины проступил чуть заметный след старого рубца.
— El pobre! [22]
Когда Баррет очнулся в пустой каморке, девки рядом не оказалось. Он выбрел в жару начинающегося дня, прошагал до угла притона и внезапно потерял равновесие. Там, стоя на краю канавы, его вырвало всем, что он съел и выпил накануне.
Англичанин так и не понял, дали ему яд или дурман. Возможно, само вино оказалось негодным…
Баррет поднялся и пошел, ориентируясь на укрепления Сан-Фелипе-де-Баррахас, и ветер с залива упрямо дул пирату прямо в лицо. Этот ветер нес чистый запах моря и свободы. Бриз разгонял застоявшуюся духоту, мускусные ароматы города, жару, пыль, запахи дыма, освобождая от угара бестолковой пьяной ночи.
В храме близ Пласа Майор бил колокол — медленные удары следовали один за другим, их мрачное гудение заглушило звуки города.
«Чужая земля — ловушка, — обреченно подумал Баррет. — Я брожу словно отравленный с тех самых пор, как ступил на зачарованную землю Картахены. С наваждением пора кончать, пусть Сармиенто плачет и думает все, что ей заблагорассудится, а я отправлюсь в порт. В конце концов там найдется корабль, который меня подберет».