— Спёрли ялик… — Галку так и подмывало рассмеяться. Влад вообще давно уже скис от беззвучного смеха.
— Мы его уже вернули, — обиженно засопел Рыжий. Пятнадцатый год парню, а по всему видать — растёт роковой красавец, погибель всех столичных девчонок.
— Молодцы, что вернули, — не выдержав, мадам генерал всё же хихикнула. — А главное, не побоялись после боя в бухту на дырявой лодчонке сунуться.
— Ну… — помялся Рыжий. — Там и правда покойники всплывают. Страшновато, это верно. Только их течением из бухты выносит.
— Что с трофеями вернулись — вы опять-таки молодцы. А вот что в самоволку отправились…
— Это не самоволка, капитан, — лукаво прищурился Хосе-Индеец. — Это разумная инициатива, вот!
— Да, ты прав, — согласилась Галка. — От правильной формулировки зависит очень многое.
Влад, уже не в силах сдерживаться, рассмеялся во весь голос.
Рана в плече была не очень серьёзной — прострелена мышца — но болезненной. За время службы на флоте и хождения с пиратами Джеймс не раз и не два получал раны. Не смертельные, но на пару недель лишавшие его нормальной жизни. Потому что боль он переносил на редкость плохо, хоть никому, даже любимой женщине, в том не признавался. Всё же Галка о чём-то таком догадывалась. Вот и сейчас она молча накладывала на чистую тряпочку обезболивающую мазь — последнее изобретение доктора Леклерка, успевшего с помощью Каньо досконально изучить кое-какие местные травы. Джеймс так же молча стерпел перевязку: без обезболивающего он точно не заснёт, проверено на собственном опыте. Негритянка Сюзанна, напуганная сегодняшними событиями — она тоже была в соборе во время обстрела — украдкой смахивала слезинки и подавала госпоже чистые полотняные полосы.
— Идите к себе, Сюзанна, — глухим, предельно усталым голосом произнесла Галка.
Служанка, подхватив тазик с розовой от крови водой и грязные бинты, ушла. А Галка — генерал Сен-Доменга, признанная предводительница пиратов Мэйна — вдруг, мелко задрожав, уткнулась лицом в рубашку мужа и разрыдалась.
— Всё будет хорошо, Эли, — Джеймс с бесконечной нежностью гладил жену по растрёпанной голове, мысленно радуясь её слезам. Ибо если человек способен без единого душевного содрогания пережить такой день — всё равно, война там или не война — то невольно возникает сомнение в его принадлежности к роду человеческому. — Мы победили, а значит, те, по ком ты плачешь, погибли не напрасно.
Галка громко всхлипнула, но сказать ничего так и не смогла. Всё, что не было выплакано за последние десять лет жизни, наконец нашло выход.