— Надеюсь, он приедет, — говорю я. — Он сам ужасно расстроится, если не успеет.
— Кстати, раз уж зашла речь о младших братьях-неудачниках… Как развивается твоя греческая трагедия?
Венди намеренно бестактна, и это бывает порой забавно, даже очаровательно, но она с легкостью, сама того не замечая, преступает грань между грубоватой шуткой и жестокостью. Обычно я отбиваюсь довольно умело, но последние несколько месяцев измотали меня вконец, и на достойную оборону сил уже нет.
— Мне пора, — говорю я, отчаянно пытаясь скрыть, что моя жизнь разбита вдребезги.
— Господи, Джад, ты обиделся? Но мне же не все равно!
— Спасибо за участие.
— Ага, и тебе слова не скажи, все в штыки! Мне этого с Барри хватает.
— Короче — скоро увидимся.
— Ладно, не хочешь — не надо, — цедит она с отвращением. — До свиданья.
Я жду, но коротких гудков все нет.
— Ты еще тут? — наконец спрашивает она.
— Нет. — Я вешаю трубку и представляю, как она шмякает телефон об стол и матерится, матерится без остановки.
Джен подруливает на своем бежевом внедорожнике, как раз когда я готовлюсь к двухчасовому путешествию в Элмсбрук. Она выскакивает из машины прежде, чем я успеваю смыться. Я не видел ее довольно давно, не отвечал на ее звонки и ни на минуту не переставал о ней думать. А вот и она сама: выглядит, как всегда, безупречно, в обтягивающем спортивном костюме, волосы — дорогого светло-медового оттенка, уголки губ неуловимо ползут вверх — сейчас Джен улыбается робко, точно маленькая девочка. Мне известны все ее улыбки, известно, что они означают и к чему ведут.
Беда в том, что каждый раз, когда я вижу Джен, я мгновенно вспоминаю, как увидел ее впервые — в университетском городке, на раздолбанном красном велосипеде: длинные ноги крутят педали, волосы вьются по ветру, лицо разрумянилось… На кой черт это вспоминать, когда встречаешься с почти бывшей женой? Без пяти минут бывшей. Один шаг — и бывшей. Авторы прикладных книжек и веб-сайтов из серии «Помоги себе сам» пока не придумали, как назвать супругов, толкущихся в предбаннике, то бишь в чистилище перед судом, на котором официально объявят, что их жизнь покатилась в тартарары… А еще при виде Джен на меня накатывает стыд. Не потому, что она таки выяснила, в какой дыре я живу, а потому, что, с тех пор как я съехал из дома, ее вид вызывает у меня только одну ассоциацию: точно я, остановившись на светофоре, засунул одну руку в штаны, а другой ковыряю нос. И смотрю порнуху. И меня застукали.
— Привет, — говорит Джен.
Я кидаю чемодан в багажник.
— Привет.
Мы прожили вместе девять лет. Теперь мы говорим друг другу «привет» и не смотрим в глаза.