— Ты меня напугал, — говорю я.
— Не тебя одного. Я на всех страх навожу.
Я смеюсь. Не то чтобы над удачной шуткой, а из вежливости. Хорри ужасно жалко, но обращаться с ним надо как с любым другим человеком, потому что мозговая травма не сделала его полным идиотом, и он всегда чувствует, когда его жалеют, как собака всегда чувствует, когда ее боятся.
— А почему ты здесь? Ты же должен шубу сидеть.
— Шиву.
— Шива — это такое божество индийское, с шестью руками. Или с четырьмя руками и двумя ногами… не знаю. Короче, у него шесть конечностей.
— А еще шива на иврите — семь.
— Шесть рук, семь дней… — Он на мгновение смолкает, размышляя над потенциальными теологическими выводами из этих цифр, но не приходит ни к каким выводам, кроме одного: пора сделать еще одну затяжку. — Ну, так ты разве не должен там сидеть?
— Должен, — подтверждаю я. — Как в магазине? Дела идут?
— Стоят. — Он пожимает плечами. — Зайдешь?
— Да нет. Я просто ехал мимо и остановился. Твоя мама сказала, что тебя хорошо бы домой подкинуть.
— Она тебя прислала?
— Она знала, что я поеду мимо.
Он качает головой и недовольно сдвигает брови:
— Надо мне жить отдельно. Как раньше.
— Ну и? Сними себе что-нибудь.
Он стучит пальцем себе по виску:
— Травма мозга. Я не со всем справляюсь.
— С чем, например?
— Например, я никогда не помню, с чем именно я не справляюсь. — Он распахивает пассажирскую дверцу и плюхается на сиденье. — А курить у матери в машине нельзя, — говорит он и выпускает колечко дыма.
— Я и не курю. Это ты куришь.
— А списать могу на тебя. — Он стряхивает пепел на резиновый коврик. — Ты ведь кадрил когда-то Пенелопу Мор?
— Пенни Мор? Да. Мы очень дружили. Как она? Где?
— Преподает фигурное катание. На крытом катке, где мы в хоккей играли.
— У Келтона?
— Ага. Я туда и теперь хожу иногда.
— Ты ведь, помню, неплохо в хоккей играл.
— Нет, это ты неплохо в хоккей играл. А я был великим хоккеистом.
— Вот уж не думал, что Пенни останется в этих краях.
— Почему? Потому что ей не ушибли голову?
— Нет! Хорри! Тьфу ты, господи! Я же совсем не то имел в виду.
Но он широко улыбается сквозь завесу дыма, сгустившуюся в салоне машины.
— Джад, расслабься. Я просто стебаюсь.
— Чтоб тебя!
— Так меня уже. И изрядно. Так-то, брат мой по второй матери.
— Спасибо, горжусь. Так почему ты вспомнил о Пенни Мор?
— Она в магазине.
— Сейчас?
— Ну да. Она в будни, по вечерам, приходит сводить баланс. Зайди, поздоровайся.
— Пенни Мор, — повторяю я. И в памяти сразу всплывает ее жестковатая улыбка, вкус ее поцелуя. А ведь мы с ней когда-то заключили договор. Интересно, помнит она или забыла?