— Знаешь, — продолжила она, — ты не спал со мной уже более двух недель.
— Вот почему я не хотел, чтобы кто-то провожал меня в аэропорту. Из-за таких вот разговоров.
— Кто-то, — сказала Элен.
— Ты.
— Прежде, — заговорила она ласково, сдержанно, без осуждения, — в последние полчаса перед отъездом ты любил меня. Когда все чемоданы уже собраны. Ты это помнишь?
— Да, помню.
— Мне больше нравится «Эр Франс», — сказал мальчик. — Голубой — цвет скорости.
— Ты еще любишь меня? — негромко спросила Элен, подавшись вперед и заглянув мужу в глаза.
Джек посмотрел на нее. Его рассудок признавал, что она очень красива. У Элен были крупные серые глаза, высокие скулы и густые, подстриженные по-девичьи черные волосы. Но в этот миг он не любил ее. «Сейчас, — подумал Джек, — я не люблю никого. Разве что детей. Но это нечто инстинктивное. Хотя нет, не совсем инстинктивное». Из трех своих детей он любил только этих двух. Двух из трех. Вполне пристойное соотношение.
— Конечно, люблю, — ответил Джек.
Она чуть заметно улыбнулась. У нее была прелестная, доверчивая улыбка.
— Возвращайся с лучшим настроением, — попросила Элен.
Диктор по-английски и по-французски пригласил пассажиров, летящих рейсом 804 Париж — Рим, пройти таможенный досмотр. С чувством благодарности Джек оплатил счет, поцеловал детей, жену и направился к стойке.
— Желаю хорошо провести время, cheri.[2]
«Элен ухитрилась произнести это так, — подумал Джек, — словно меня ждет отпуск».
Пройдя досмотр, Джек направился по мокрому бетону к самолету. Пассажиры уже поднимались по трапу, держа в руках посадочные талоны, журналы, пальто, ручную кладь с наклейками авиакомпании.
Когда лайнер начал выруливать на взлет, Джек увидел в иллюминатор жену и детей; стоя возле ресторана, они махали руками, и их яркие пальто оживляли серый фон.
Он тоже помахал рукой, затем, откинувшись на спинку кресла, облегченно вздохнул. Все могло быть гораздо хуже, подумал Джек, когда самолет начал набирать скорость.
— Хотите чаю?
В голосе стюардессы звучала профессиональная приветливость.
— Что у вас за пирожные, моя дорогая? — спросила старушка, направляющаяся в Дамаск.
— С вишневым вареньем, — ответила стюардесса.
— Сейчас мы пролетаем над Монбланом, — раздался голос в динамике. — Справа вы можете увидеть вечные снега.
— Мне, пожалуйста, одно пирожное и бурбон со льдом, — сказала маленькая старушка.
Она сидела слева и не стала подниматься из кресла, чтобы посмотреть на вечные снега.
— Славный получится полдник, — добавила она и захихикала. На высоте двадцати пяти тысяч футов она была способна на поступок, на который никогда не решилась бы у себя дома, в Портленде, штат Орегон.