По меньшей мере пять минут я просидел, прежде чем ко мне возвратилась некоторая часть сил, затем нетвердо поднялся на ноги и поковылял через палубу к трюму номер четыре. Брезент впереди с правого борта по-прежнему был закреплен. Это значило, что внизу никого не было. Впрочем, я и не ожидал никого там обнаружить. Выпрямившись, я огляделся вокруг и застыл под проливным дождем, струившимся по моему насквозь промокшему наряду. Не больше чем в пятнадцати футах, прямо по направлению к корме я заметил, как в темноте вспыхнул и погас красный огонек. Мне приходилось слышать о непромокаемых сигаретах, но не до такой же степени непромокаемых. Однако кто-то на самом деле курил сигарету, в этом не было никакого сомнения.
Как падающая пушинка, только еще немного тише, я тронулся в направлении огня. При этом продолжал дрожать, но человеческое ухо, слава богу, не ощущает колебаний такой частоты. Дважды останавливался, чтобы уточнить направление и расстояние по вспыхивающему огоньку, и в конце концов остановился меньше чем в десяти футах от него. Я совсем ничего не соображал, иначе никогда бы этого не сделал: шальной луч фонарика — и все, приехали. Но никто фонарика не зажег. Опять загорелся огонек, и я разобрал наконец, что курильщик не стоял под дождем. Он был под брезентом — большим брезентом, накрывавшим что-то огромное. Пушку, конечно пушку, установленную Каррерасом на юте, а брезент служил двоякой цели — закрывал механизм от дождя и скрывал его от посторонних взглядов с других кораблей, которые могли встретиться в течение дня.
Послышался разговор. Говорил не курильщик, а двое других, спрятавшихся где-то под брезентом. Это означало, что всего их трое. Трое охранников у одной пушки. Каррерас явно не собирался ею рисковать. Но почему все-таки трое? Это уж слишком. И тут до меня дошло. Каррерас не просто болтал языком, когда в связи со смертью своего сына говорил о возможности предательства. Он действительно подозревал предательство, но его холодный, логический ум подсказал, что никто из пассажиров и команды «Кампари» не мог быть виновным. Если его сын на самом деле погиб насильственной смертью, виновником ее мог быть только кто-то из его людей. Предатель, убивший его сына, мог нанести новый удар, мог попытаться нарушить планы. Вот почему охрану несут сразу трое. Так они могли следить друг за другом.
Я повернулся, обошел люк и двинулся к кладовке боцмана. Пошарив в темноте, нашел то, что хотел — тяжелую свайку, и продолжал маршрут со свайкой в одной руке и ножом Макдональда в другой.