— Мне как-то не показалось, что он уже собрался отдать богу душу, сказал я. — Никто не хочет его прикончить, мы просто зададим ему несколько вопросов. Или сиделкам. — Уайт открыл было рот, чтобы запротестовать, но я бесцеремонно отодвинул его рукой и постучал в дверь.
Нет ответа. Я подождал с полминуты, затем постучал снова, громче. Уайт подле меня весь кипел от негодования и неодобрения. Я не обращал на него внимания и уже заносил руку для нового, серьезного удара, когда услышал шаги, и неожиданно дверь распахнулась внутрь.
Дверь открыла та сиделка, что покороче, — толстушка. На голове у нее был напялен ветхозаветный белый полотняный чепчик с ленточками, одной рукой она придерживала края большого шерстяного пледа, открывавшего лишь носки шлепанцев. Комната у нее за спиной тонула в полумраке, но я успел заметить, что там находятся две кровати, одна из которых измята. Свободная рука, которой сиделка усиленно терла глаза, делала вывод о ее времяпрепровождении очевидным.
— Приношу вам искренние извинения, мисс. Не предполагал, что вы спите. Я старший помощник капитана этого корабля, а это мистер Каммингс, начальник хозяйственной службы. Пропал наш старший стюард. Возможно, вы что-нибудь видели или слышали и это могло бы нам помочь.
— Пропал? — она крепче ухватилась за свой плед. — Вы имеете в виду… вы имеете в виду, что он исчез?
— Скажем проще: мы не можем его найти. Можете вы нам помочь?
— Не знаю. Я спала. Видите ли, — объяснила она, — мы по очереди дежурим по три часа у постели мистера Сердана. Ему необходим постоянный присмотр. Я пробовала немного уснуть, прежде чем сменить мисс Вернер.
— Прошу прощения, — повторил я, — так вы ничего не можете нам сказать?
— Боюсь, что нет.
— Может быть, ваша подруга, мисс Вернер, сможет?
— Мисс Вернер? — она раскрыла в изумлении заспанные глаза. — Но мистера Сердана нельзя…
— Пожалуйста. Дело достаточно серьезное.
— Хорошо, — как все опытные сиделки, она знала, когда можно спорить, а когда нужно уступить. — Но я должна попросить вас вести себя потише и ни в коем случае не раздражать мистера Сердана.
Она ничего не сказала о возможности того, что мистер Сердан сам будет нас раздражать, а ей следовало бы нас предупредить. Когда через открытую дверь мы прошли в спальню, он сидел в кровати. Перед ним на одеяле лежала книга. Яркое бра над изголовьем освещало сверху малиновый ночной колпак с кисточкой, а лицо оставалось в тени, глубокой, но все же недостаточно глубокой, чтобы скрыть злой взгляд из-под кустистых бровей. Мне показалось, что злой взгляд является столь же неотъемлемой принадлежностью его лица, как и мясистый клюв носа, свешивающегося на пышные седые усы. Приведшая нас сиделка собиралась было приступить к церемонии представления, но Сердан заставил ее умолкнуть повелительным взмахом руки. Суровый старикан, подумал я, к тому же сквалыга и неважно воспитан. — Надеюсь, вы в состоянии объяснить вашу возмутительную дерзость, сэр, — от ледяного его тона озноб пробрал бы и белого медведя. — Ворваться без разрешения в мою личную каюту!