— Мисс Эмили, — отозвался Мендвуд, — мы слышали Вы знаток символизма цветов?
Оливия. Она знает, что я увлекалась этим. Но здесь ее не было. Уолт. Видимо, Уолтер.
— Есть немножко.
— Вот подскажите мне. Помогите.
— Да, — пискнула я.
Я едва сдерживалась от крика и слез. Я задыхалась. Впервые после того случая я вижу Эдварда так близко.
Все уставились на меня. Коршуны.
— Вот недавно я гостил у миссис Дардвуд.
Все начинало темнеть в глазах. От волнения у меня задрожали руки. Холод, дрожь и паника.
Вдруг кто-то подошел к нам. Я слегка обернулась. Генри. Генри. Боже, Генри. Спасибо. Тепло разлилось по спине. Мной овладело ощущение, что крепкая стена стала за мной. Что больше ничего страшного не случиться. Никогда. Мой Генри. Он рядом. Он со мной. Я глубоко вдохнула.
— Так вот, она тоже увлекается цветами. Я был очарован. Безумно поражен ее талантом и шедеврами. В ответ миссис Дардвуд пообещала прислать букет, который, по ее мнению, больше всего подходит ко мне, символ которого впечатление, что навеяло мое общество. Как Вы думаете, что это было?
— Не знаю, — едва прошептала я. Мне хотелось ухватиться за Генри, спрятаться. Но нельзя. Нельзя.
— Прекрасная желтая лилия в объятиях базилика.
— О, как очаровательно! — запищала молоденькая девушка. — Невероятно!
— Спасибо, так вот, мисс Скотт, будьте так любезны, раскрыть символизм этого творения.
Все уставились на меня.
— А она сама Вам не призналась? — улыбнулся дерзко Генри.
Его голос, словно гром, разразился в голове, приводя меня в чувства.
— Увы, нет.
— Благородства, — искусственно улыбнулась я, едва удерживаясь на ногах.
Дамочки захлопали и радостно захохотали. Генри ухмыльнулся.
— Простите меня, — я отвернулась, и тяжело выдохнув, побрела прочь.
— Чванство и бедность. Изумительно и так тонко подмечено, — я услышала тихий шепот Генри, но вдруг все потемнело вокруг и стихло.
* * *
— Эмили, наконец-то, — вдруг раздался голос Оливии где-то надо мной, когда сознание начало возвращаться ко мне. Перед собой я почти ничего не видела. Ужасно болели голова и глаза.
— Оливия…
— Милая моя, что с тобой? Ты упала в обморок прямо на балу. Хорошо, что Генри был рядом.
"Рядом".
— Где я?
— Ты у себя. Успокойся.
— Да… там такая духотища была. Я сама чуть не потеряла сознание. Особенно, когда с Генри в танце кружилась. Ах, но, тем не менее, как это было изумительно и божественно.
Я зажмурилась от боли. Боже, Оливия, знала бы ты, как режешь по живому, как разрываешь меня.
Но признаться — только хуже. Она будет страдать. Ради чего? Ради моей любви… безответной любви? Нельзя. Теперь уж точно нельзя.