Но есть еще ответственность за других людей. Обязательства и ограничения, являющиеся результатом предыдущих решений и поступков. Сама мысль о последствиях удерживает тебя от действий, останавливает на ходу. Принуждает к компромиссу, к отказу.
Еще остаются вечные сомнения и колебания: будет ли твой отказ, своего рода жертва с твоей стороны, замечен и оценен, изменит ли он что-нибудь, исправит ли. Стоило ли? И какой ценой? Не рассказывать, а отказаться от рассказа.
Те, кто испытывает ответственность перед другими людьми, зачастую добровольно все бросают и никогда не познают радостного восторга, который всегда несет с собой привилегия прикосновения к правде.
Те же, кто не связан никакой ответственностью за кого-то, обычно страдают от одиночества.
Штаб чеченского президента размешался в многоэтажном здании в разрушенном центре города; будучи единственным отремонтированным домом в округе, он резко с ней контрастировал. На развалинах, среди руин и пожарищ больше всего била в глаза гладь выбеленных стен и тщательно выметенная улица перед домом, перегороженная пополам бетонными блоками.
Перед штабом все время что-то происходило. Выбегали и вбегали посыльные и часовые, поднимая облака пыли, подъезжала на машинах охрана важных командиров и министров. Из машин выскакивали бородатые, длинноволосые солдаты в живописных шляпах и платках, увешанные автоматами и гранатами. Окружали важнейшую из машин, готовые собственным телом прервать полет пули, прочесывали взглядом крыши и переулки в поисках возможных террористов и похитителей. После короткого, нервного ожидания, расступались, давая дорогу своему начальнику или командиру, за которого они были обязаны без колебаний отдать жизнь, так же как исполнять любые его приказы.
Не похоже было, чтобы солдаты и командиры, да и простые горожане, были напуганы вестью о приближающейся войне. Солдаты производили впечатление закаленных в боях ветеранов, а гражданские готовились к войне как к чему-то неизбежному, но не обязательно катастрофическому. Так крестьянин готовится даже к самой суровой зиме, зная, что просто вынужден ее пережить.
Однако тут явно недоставало чего-то безымянного, мимолетного, но такого ощутимого — чувства единства и силы перед лицом смертельной угрозы. Это особенно бросалось в глаза тем, кто помнил начало первой войны.
Естественно, президент Масхадов объявил мобилизацию, в город ежедневно тянулись с гор новые отряды добровольцев, но не было во всем этом веры в победу, страсти, уверенности в себе. Создавалось впечатление, что чеченские руководители даже не пытались повлиять на ситуацию, они скорее ждали, чтобы россияне сами определились, сделали выбор, приняли какое-то решение.